Самуил Маршак - В начале жизни (страницы воспоминаний); Статьи. Выступления. Заметки. Воспоминания; Проза разных лет.

Разумеется, нельзя и не следует надеяться, что все провалы и пустоты в этой лестнице исторических сведений будут в ближайшее время заполнены художественными произведениями: повестями и романами. Да и какие бы это были романы, если бы они писались последовательными сериями — по триста страниц на каждую эпоху!

Дать ребятам историческую перспективу может только школа. Даже для того, чтобы понять и оценить исторический роман, ребята должны располагать хотя бы минимумом представлений и сведений.

Но все-таки большинство людей начинают по-настоящему любить историю или отдельную ее эпоху после хорошей исторической повести или увлекательной драмы, увиденной в театре. Для одного человека это хроника Шекспира, [193]для другого — «Борис Годунов», для третьего — «Князь Серебряный» А. К. Толстого, романы Вальтера Скотта, [194]а может быть, и Дюма. [195]

В старой детской литературе были сотни повестей и очерков о самых различных эпохах.

«Чудеса древней страны пирамид», [196]«Три тысячи лет тому назад» («Книга о войнах, о мирной жизни греческого народа и о греческих мудрецах»), [197]«Печать Цезаря», [198]«Дети-крестоносцы», [199]«Под гром пушек» (рассказы из франко-прусской войны), [200]«Кто были наши предки славяне и как они жили», [201]«За царевича» — историческая трилогия Авенариуса [202]и т. д.

Это были целые шкафы книг, толстых и тонких, «роскошных» и «народных», написанных немецкими доцентами и русскими литераторами, о которых в рецензиях обычно говорилось:

«Один из плодовитейших писателей, автор множества популярно-исторических романов и повестей. Произведения его не отличаются художественностью, но их смело можно рекомендовать детям среднего и старшего возраста. Они будут прочитаны не без удовольствия».

Воскрешать все эти «смело рекомендованные» книги нам незачем. Даже традиции и методы большинства из них были бы нам чужды и враждебны. Нам нечему учиться у плодовитейшего романиста Авенариуса, но надо вспомнить, что в старой исторической библиотеке для детей были: «Жизнеописания» Плутарха (в сокращении и в обработке), [203]«Песнь о Роланде», «Песни скальдов», [204]«Илиада», «Одиссея», Тит Ливий, [205]Бенвенуто Челлини, [206]русские летописи, былины, исторические песни.

Надо вспомнить, что на одну повесть приходилось несколько серьезных книжек, содержащих исторические очерки и документы с комментариями.

Пожалуй, эти научные книжки так же малопригодны для советского школьника, как и роман «За царевича». И все-таки, перелистывая их, мы можем сделать важные практические выводы.

Если мы хотим создать для детей настоящую историческую библиотеку, которая будет служить основой их культуры, мы не должны гнаться за скороспелой и поверхностной фабрикацией исторической беллетристики.

Нам следует отобрать из мировой литературы и заново перевести или тщательно подготовить к изданию исторические поэмы, баллады, сказания и романы, которые дадут детям представление о далеких эпохах.

Нам надо взять все, что возможно, из нашей лучшей современной исторической беллетристики для взрослых, иной раз подвергая ее переработке, но никогда не допуская механического сокращения и вульгаризации. Вспомним, как пересказал Шекспира Чарльз Лэм. [207]Этот пересказ завоевал в английской литературе почетное место.

Но одной беллетристики мало.

Мы должны обратиться к нашим серьезным специалистам-историкам и с их помощью смело дать ребятам в руки настоящие исторические исследования, конечно, доступные их возрасту.

Мы знаем, как любит читатель-ребенок и подросток — чувствовать себя исследователем, искателем потерянных следов.

Такого читателя легко увлечь серьезной задачей — расшифровкой загадочной надписи, восстановлением эпохи по ее осколкам и обломкам, поискам исторической истины там, где она была искажена и затушевана чуждыми нам идеологами.

Мы должны дать детям исторические документы — летописи, хроники, записки, — с новыми комментариями. Но только надо помнить, что комментарий это не унылые и обязательные примечания редакции, а подлинный голос нашего времени. Комментарий может не только осветить по-новому старую книгу, но и обогатить ее.

Отбирая материал для создания исторической библиотеки, мы должны учесть; что у каждой эпохи были свои сюжеты, свои любимые герои. Мы тоже должны облюбовать своих героев, находя их на самых различных страницах истории. Нам нечего бояться далеких эпох. Смотрите, с каким интересом расспрашивают ребята в переписке с Горьким о строителях пирамид, о финикийских моряках, о средневековых ученых, которых сжигала инквизиция.

Но это не значит, что нужно заслонить стариной те недавние события, очевидцы которых еще находятся среди нас. Во множестве писем читателей повторяется настойчиво просьба о том, чтобы старые большевики рассказали про свое революционное прошлое, про жизнь в ссылке, про бегство из тюрьмы, про то, как они работали в военных подпольных организациях на фронте, как они брали Кронштадт и Перекоп.

Все дело в правильном и принципиальном подборе исторических сюжетов. В ряду событий, которые станут темой наших будущих очерков и повестей, одни факты будут впервые найдены или выдвинуты нашей исторической литературой, другие заново пересмотрены и поданы в новых соотношениях, соответствующих подлинной правде истории.

И вот тогда, когда мы создадим целую историческую библиотеку из классических романов, научных книг и документов, — станут на место и те наши детские исторические повести, которые представляют собой сейчас редкие и порой довольно шаткие ступеньки лестницы, ведущей на десятый Этаж.

Их еще очень мало, новых исторических повестей.

Нашим писателям-историкам, пишущим для детей, работать трудно. Они работают на читателя, который так мало знает, который чуть не путает Александра Первого с Александром Македонским. Этому читателю ничего не говорят тонкие литературные намеки и цитаты. Он никогда не слыхал о том, что Екатерина Вторая переписывалась с Фернейским отшельником, [208]он даже не догадывается, что женские прически в два аршина высотой знаменуют времена Людовика XVI и близость революции.

Для него книга должна говорить обо всем с начала до конца, монументально и просто, а такая задача по плечу только мастеру.

Но дело не в одной монументальности.

Дореволюционному историческому беллетристу, автору какой-нибудь «Византийской орлицы», было легко писать потому, что работал он по определенному рецепту. Он брал готовую идею казенного образца, тысячу раз уже использованную, разношенную, как старый башмак; брал готовые декорации из оперы «Рогнеда» [209]и костюмы с картины «Поцелуйный обряд» [210]и, не задумываясь, писал роман для юношества со звонким эпиграфом: «Славянские ль ручьи сольются в русском море…»