Дмитрий Володихин - Пожарский

Такая его доброта давала московским жителям надежду: а вдруг и впрямь возвращаются времена, когда жизнь человеческая стоила больше, чем кусок хлеба? Меньше стало русских людей, дворянство сжалось, будто шагреневая кожа, так, наверное, там, наверху, в штабе Пожарского, начали понимать: больше нельзя разбрасываться жизнями соотечественников… Накладно! Если так, — полагали, очевидно, москвичи, — значит, забрезжил свет в доселе непроглядной тьме, накрывшей великий город.

И в конечном итоге князь оказался прав. Многие из тех, кто покинул Кремль в октябре 1612 года, пережив ужасающие месяцы заточения, станут крупными правительственными деятелями, послужат новому государю и России. Страшно обезлюдевшая страна нуждалась во всяких служильцах. Даже в тех, кто прежде являл колебания и измену. Многих, очень многих простили, следуя логике Пожарского. А простив, дали дело, дали возможность проявить добрые качества на благо державы. Новая, послесмутная Россия строится будет на любви, на примирении, на забвении старых свар, а не на мести. И хорошо, и правильно…

Тот же Мстиславский вернется в Боярскую думу, правда, влияние его на государственные дела перестанет быть столь обширным.

Но так произойдет далеко не со всеми. Руководство земцев велело арестовать Ивана Безобразова, Ивана Чичерина, Федора Андронова, Степана Соловецкого, Бажена Замочникова. Их ожидала разная судьба, и о некоторых из этих людей речь еще пойдет ниже. Самый «выдающийся» из русских изменников, казначей же Федор Андронов «удостоится» смертной казни. Этого человека содержали под охраной весьма долго, он бежал, но попался, и в 1614 году его подвесили высоко и коротко. По закону. Так, как и следовало поступить.

Но за «боярами» следовало определить судьбу самих поляков. И тут на плечи Пожарского ложилась куда более сложная дилемма. Стоит ли вновь рисковать — ради иноплеменников, ради иноверцев? Чаша гнева казачьего уже переполнена. Тысячи бойцов из воинства Трубецкого жаждут крови ненавистных врагов и золота из кремлевской казны.

В то же время совесть и, не менее того, интересы дела требуют неприятельских ратников поберечь, да и казну сохранить. Если вглядеться в ситуацию тех дней, легко понять: всякий раз доброта Пожарского имела внутри себя столько же человечности, сколько и рациональности. Принимая сдачу Струся, руководство земцев проводило обмен: неприятель получал шанс выйти из Кремля и не лишиться жизни, а ополченцы больше не должны были терять бойцов на штурмах и ждать удара в спину от Сигизмунда с Ходкевичем. Иными словами, сохраняя польские жизни, Пожарский сохранял русские жизни. Что же касается казны, то позволить казакам разворовать ее означало потерю очень важного финансового ресурса для едва живой Российской государственности. Выходит, и тут… следовало бы поприжаться.

Итак, в результате переговоров с поляками русское командование гарантировало им только сохранение жизни и «чести», т. е. защиту от издевательств. Гарантия держалась на слове, которое дали командиры ополченцев. Офицеры и солдаты осажденного гарнизона должны были сложить оружие и открыть ворота днем позже, чем выйдут русские сидельцы.

Много раз упоминавшийся Будило оставил печальную картину капитуляции, а также событий, последовавших за нею. Из его описания видно, что земские воеводы не совладали со своими людьми, и произошла настоящая резня: «И так, на следующий день… русские вошли в крепость с великою радостию, а в нас это вызывало великую скорбь и сожаление. Рыцарство отведено в таборы и роздано боярам, а имущество, какое у кого было, отняли и роздали русским казакам. Принимал его Кузьма [Минин]. Г. Струся сначала отвели было в… монастырь, потом в Чудов, а наконец, передали его в тесный двор, укрепив его острогом и приставив стражу. Г. Будилу взял себе Пожарский, у которого он пребывал шесть недель; затем его отослали в Нижний Новгород… Немало товарищей перебили в таборах вопреки присяге казаки и сами бояре, у которых те находились; в таборах Трубецкого перебили почти всех, а пехота решительно вся была перебита. Того же года 9 ноября разослали по крепостям из лагеря Пожарского роты — г. Будилы и г. Талафуса; людей Будилы всех перебили в Галиче, а из Талафусовых немногих спасли в Соли-Галицкой наши казаки, явившиеся туда неожиданно, наездом». [236] Будило И. Дневник событий, относящихся к Смутному времени // Русская историческая библиотека. Т. 1. СПб., 1872. С. 353–354.

Русские источники в чем-то сходятся с показаниями Будила, а в чем-то им противоречат. Так, «Новый летописец» рассказывает о сдаче поляков следующее: «Наутро же полковник Струе с товарищами Кремль город сдали. И Струса взяли в полк к князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому со всем полком его. Казаки же весь полк его перебили, немногие остались. Полк Будилы взяли в полк князя Дмитрия Михайловича Пожарского, и их послали по городам, ни одного не убили и не ограбили из них». [237] Новый летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 14. СПб., 1910. С. 127.

Выходит, судьбы тех, кто вышел к Трубецкому, и тех, кто вышел к Пожарскому, резко отличаются. Не стоит идеализировать картину. Вероятно, даже в полках Дмитрия Михайловича полной безопасности пленникам обеспечить не смогли. А уж тем более в местах, куда их отправили из-под Москвы: на отдаленные области власть Пожарского не распространялась. С другой стороны, даже те, кто попал в таборы Трубецкого, в менее дисциплинированную среду, вряд ли полегли все до единого. Сам-то Струсь, пребывая у Дмитрия Тимофеевича, сохранил доброе здравие. Полковник еще вернется на родину, еще помашет саблей…

Общий итог нетрудно увидеть: выход к отрядам Пожарского давал гораздо больший шанс уцелеть, нежели выход к войскам Трубецкого.

Взглянем на другие свидетельства — та же картина! Автор Пискаревского летописца уверен, что поляков не перебили, а разослали «по дальним городам». [238] Пискаревский летописец // Полное собрание русских летописей. Т. 34. М., 1978. С. 218. Видимо, на высылку отправилось весьма значительное количество пленников. Князь Семен Шаховской сообщает: Струся крепко охраняли, других неприятельских офицеров и рядовых бойцов также содержали под стражей в Москве; только часть пленных переправили «во окрестныя грады». Князь уверен, что никто из поляков не пострадал [239] Шаховской С. И. Летописная книга // Памятники литературы Древней Руси. Конец XVI — начало XVII веков. М., 1987. С. 420. . Другой книжник пишет вполне определенно: «Помощью всемогущего Бога и молитвами Пречистой Его Матери и московских чудотворцев Петра, Алексея, Ионы и всех святых молитвами Московского государства бояре со смольнянами и воинами других городов царствующий город Москву взяли и поляков и литовцев побили и в плен захватили». Иными словами: часть кремлевского гарнизона, как это ни печально, перебили, другая же часть сохранила жизнь в плену. [240] Повесть о победах московского государства. М.: Наука, 1982. С. 73.