Дмитрий Володихин - Пожарский

После такой поддержки князь Пожарский почувствовал себя при дворе намного увереннее.

В сентябре 1613 года человек невеликого, но стремительно возвысившегося при Иване IV рода, [281] ВолодихинД. М. Социальный состав русского воеводского корпуса при Иване IV. СПб., 2011. С. 70–72. Иван Иванович Чепчугов, затеял местническую тяжбу с князем Василием Григорьевичем Ромодановским — дальним родственником Пожарского. Чепчугов не захотел на приеме персидских послов стоять вторым рындой «в белом платье» вместе с князем Ромодановским. Он даже притворился больным, но его обман открыли и привели со двора на службу силой. Тогда «…бил челом государю боярин князь Дмитрей Михайлович Пожарской да столник князь Василей Ромодановской, что Иван Чепчюгов весь род их обезчестил… и государь бы их пожаловал, велел на Ивана Чепчюгова дать оборонь. И государь велел Ивану Чепчюгову сказать, что он на князя Василья Ромодановскаго бьет челом не по делу, менши ему князь Василия быть мочно, и он был в белом платье меньши князь Василья». [282] Дворцовые Разряды. 1612–1628. Том 1. СПб., 1850. С. 110–111. Молодого наглеца били батогами и «выдали головой» Ромодановскому, что считалось знаком тяжелого бесчестья.

Странно не то, что Чепчугову дали окорот, он вел себя слишком дерзко: Пожарские и при старом порядке могли бы тягаться, Чепчуговыми, да и, пожалуй, имели все шансы выиграть. Странно другое. Почему Иван Иванович вообще осмелился выходить против Ромодановских с Пожарскими? Вероятнее всего, Государев двор сочился разговорцами в духе: «Пожарские — выскочки! Кто они такие? Кто такие у них в родне? Высоковато берут!»

И бедный Чепчугов решил одержать над «выскочками» легкую победу, не понимая ни их истинной породы, ни новой ситуации при дворе, ни даже того, что его просто подзуживают к драке, — хотят им, как живым шильцем, колоть в бок большим людям.

«Насколько «отечество» [283] Иначе говоря, знатность. служилого человека зависело от государственной власти? — задается вопросом современный специалист в области местничества Ю. М. Эскин. — С одной стороны, знатный аристократ считает, что «за службу государь жалует поместьем и деньгами, а не отечеством», а с другой… В «отечестве» можно было понизить за какие-то проступки целый род. «Отечество» можно было и «восстановить». Князь Д. М. Пожарский, скажем, не смог бы даже местничать со многими из равных себе по родовитости лиц, если бы не пробился в период Смуты своими подвигами в аристократическую «обойму» думных чинов, вернув своему роду утраченное его предками положение, достигнув его службой. Фактически «отечество» как бы жаловалось ему заново. Именно поэтому боярин Пожарский после Смуты стал своеобразным «чемпионом» по количеству местнических конфликтов. Причиной их являлась неразрешимость противоречия, заключавшегося в несоответствии очень высокой родовитости низкому служебному положению ближайших его предков». [284] Эскин Ю. М. Очерки истории местничества в России XVI–XVII вв. М., 2009. С. 394.

Этот «чемпион» по местническим тяжбам в декабре 1613 года совершил поступок недальновидный и самолюбивый. Он сцепился в местническом поединке с Борисом Михайловичем Салтыковым. Переборщил… Пожарские и при старом порядке, и при дворе Михаила Федоровича с Салтыковыми местничать не могли. Те — великий род и к тому же близкая родня самому государю. Никакие услуги царю и отечеству не могли перечеркнуть эти очевидные факты.

Кажется, успехи в предыдущих местнических тяжбах вскружили голову Дмитрию Михайловичу. Челобитье его было весьма смелым: мимоходом он задел еще и другого вельможу — князя В. Долгорукого. Борис Салтыков с братом Михаилом и князем Долгоруким взялись отстаивать свои позиции всерьез. Рассуживая по правде, Михаил Федорович должен был встать на их сторону. Пожарский упорствовал. Он даже ослушался прямого царского указа. Плачевный результат: «Государь, говоря с бояры, велел боярина князь Дмитрея Пожарскаго вывесть в город и велел его князь Дмитрея, за безчестье боярина Бориса Михаиловича Салтыкова, выдать Борису головою, и в розряде то велел записать» [285] Дворцовые Разряды. 1612–1628. Том 1. СПб., 1850. С. 120–123. .

Основываясь на этом деле, историки либерального направления не раз упрекали Михаила Федоровича, а также придворную среду тех лет: как они могли оскорбить народного героя?! Никогда в России не оценят по достоинству дельного человека, хотя бы и явился такой…

Но правда куда прозаичнее: Дмитрий Михайлович сам нарвался на оскорбление. Он сыграл роль реставратора старого порядка. Его подняли за это высоко — намного выше того, кем он был всего за три года до того. Но восстановленный им же государственный строй имел жесткий ограничитель: Пожарских не могли возвышать бесконечно, и потолок возможного был уже выбран. Всё. Остановка! Ему показали: дальнейшие попытки улучшить родовую честь за счет схваток с вельможами, стоящими в местническом смысле явно выше него, ни к чему доброму не приведут.

Надо бы и честь знать.

В буквальном смысле.

Дмитрий Михайлович понял. Он не встал в оппозицию к государю, он не принялся бунтовать, он по-прежнему оставался добрым служильцем. Он еще не раз выйдет в поле за государя. Он провинился. Но не стал холить и лелеять свою гордыню. Иными словами, повел себя как добрый христианин и как человек, признающий общественную норму.

На протяжении полутора лет князь Пожарский играл исключительную роль в русском обществе. Теперь эта исключительность иссякла. Что ж, надо привыкать к новым обстоятельствам. За пределами столицы князя еще долго считали главным лицом в правительстве. Еще весной 1615 (!) года на Рязанщине некто Михалко Злой (доверенное лицо Пожарского), ссорясь с дьяком Михаилом Огарковым, в сердцах бросил: «Государь наш князь Дмитрей Пожарский указывает на Москве государю», — т. е. фактически правит. [286] Акты подмосковных ополчений 1611–1613 гг. М., 1911. С. 156. Но сам Дмитрий Михайлович давно идет по трудной дороге смирения.

Как покажет время, он и здесь смирился совершенно правильно. Юный царь и его неюные бояре не мыслили специально унизить народного героя. Они также стояли на страже системы. Михаил Федорович позднее еще не раз защитит Пожарского от нападок. Более того, в 1626 году Дмитрия Михайловича самого назначат судьей по местническому делу. [287] Дворцовые Разряды. 1612–1628. Том 1. СПб., 1850. С. 833–834. При дворе все знали, как он страдал от местнических тяжеб. Дав ему такой пост, правительство еще раз показало: князя Пожарского ценят, его заслуги не забыты, ему оказывают необходимое почтение.

Итак, Дмитрий Михайлович как военный вождь земского ополчения сделал всё возможное, чтобы восстановить старинный московский государственный уклад. Лишь только реставрация завершилась, его самого встроили во всеобщий порядок — уважительно, но твердо. Пожарский вершил великие державные дела, а стал частью системы, утратил решающий голос. Он сохранил некоторое влияние на большую политику — это будет видно из последующей деятельности князя. Однако его новое положение никогда не приблизится к статусу военного диктатора, коим он обладал.