Александр Боханов - Павел I

В последние дни жизни Императора ночные прогулки прекратились, но Император несколько раз подшучивал над другой камер-фрау, Фридерикой Клюгель, в ночные обязанности которой входило хранить личные драгоценности, «бриллианты», Императрицы. Она спала в примыкающей к опочивальне Марии Фёдоровны комнате, а бриллианты держала под своей кроватью и, из предосторожности, ночью не гасила свечей. Павел Петрович несколько раз стучал ей в дверь и кричал: «бриллианты украдены» или «пожар». Клюгель, как боевой прусский солдат, молниеносно выскакивала из постели и бросалась проверять и спасать сокровища. Днём все эти ночные происшествия служили темой веселых рассказов.

Павел I явно предчувствовал надвигающуюся грозу. Приведённый выше разговор с Паленом накануне Цареубийства свидетельствовал: Самодержец уже слышал о заговоре. Поэтому заговорщики и заторопились. Первоначально план покушения на особу Монарха предусматривал выступление после Пасхи, которая в тот год приходилась на 24 марта. Затем оно было Паленом перенесено на 15 марта, но этот день почему-то не устроил Великого князя Александра, и в итоге — было избрано 11 марта. Эта дата представлялась наиболее удобной, так как в тот день в замке дежурил батальон Семёновского полка, шефом которого состоял Цесаревич.

Накануне катастрофы Император предпринял некоторые шаги, свидетельствовавшие о том, что он подозревал о её возможности. 10 марта тайно был послан нарочный к Аракчееву, пребывавшему в своём имении «Грузию» в Новгородской губернии. И марта верный служака был уже в пути и вечером прибыл в окрестности Петербурга, но военный губернатор Пален, предупрежденный Кутайсовым, дал приказ задержать генерала на заставе до утра. И когда убивали Императора, то его верный слуга пребывал в караульном помещении, где его и настигла весть о злодеянии. Позже в своём имении он воздвиг памятник Императору Павлу с надписью: «Сердцем чист и дух прав перед тобой».

Был вызван пребывавший в опале в Калуге верный гатчинец Ф. И. Линдерер, но у него не было никакого шанса успеть до срока. Повеление прибыть в Петербург из своего имения под Москвой получил и граф Ф. В. Ростопчин. Он доехал только до Москвы и там услышал о Цареубийстве, после чего отправился обратно. Позже Ростопчин не раз говорил, что если бы он находился в столице, то не допустил бы преступления. Думается, что если бы кто-то из трёх вышеназванных лиц успел бы прибыть в Михайловский замок, то ход событий был бы совершенно иной. Но никто не успел…

Мрачные предчувствия одолевали Павла Петровича в последние дни жизни. Сохранился рассказ обер-шталмейстер а С. И. Муха нова (1762–1842) о прогулке верхом, состоявшейся за четыре или пять дней до Цареубийства. Стояла грязная петербургская оттепель: туман, серый, безрадостный день. Вдруг Император обратился к Муханову с восклицанием: «Мне показалось, что я задыхаюсь, и у меня не хватает воздуха, чтобы дышать, Я чувствовал, что я умираю». Далее последовал вопрос: «Разве они хотят задушить меня?» Придворный опешил и ответил банальностью: «Государь, это, вероятно, действие оттепели». Важно подчеркнуть, что это не рассказ, возникший впоследствии, а появившийся до Цареубийства, в котором Муханов не принимал никакого участия. Этот факт удостоверил в своих «Записках» H.A. Саблуков — родственник Муханова, услышавший об этом странном случае в тот же день от Муханова.

Данный эпизод свидетельствует, что Павел Петрович уже за несколько дней до гибели знал, что существуют некие враждебные «они». Никто точно не установил; было ли это результатом инстинктивного предчувствия, или, как иногда утверждается, Император получил некую бумагу, с сообщением о заговоре и перечислением имен заговорщиков. Второе предположение кажется более обоснованным; его подтверждает и приведенный ранее диалог Царя с Паленом, имевший место примерно в то же время, что и разговор с Мухановым. Что это был за список и кто его предоставил, установлено не было.

Доподлинно известно другое: после смерти Самодержца бумаги в личном кабинете привлекли особое внимание Беннигсена и Палена. Последний в ночь с 11 на 12 марта 1801 года фактически несколько часов был управителем государства, так как Александр Павлович почти все время находился то в обморочном, то в полуобморочном состоянии.

Беннигсен же, пока пьяная ватага заговорщиков избивала и душила уже мёртвого Монарха, рылся в личных бумагах Убиенного. Потом, когда непосредственные убийцы разбежались, Беннигсен никуда не убежал, он продолжал рыться в документах Павла Петровича и скоро к нему присоединился Пален. Какие документы эти два высокопоставленных выродка нашли, изъяли и уничтожили — навсегда осталось тайной.

Накануне Цареубийства, 10 марта, в воскресенье, в Михайловском замке состоялся музыкальный вечер, на котором пела «несравненная» мадам Шевалье. Атмосфера царила совсем нерадостная и, по словам Евгения Вюртембергского, «Государь смотрел сердито и расстроено, и меня удивляло, что в таком настроении он не отказался от концерта». После концерта случилась одна странная дворцовая «диспозиция», зафиксированная в воспоминаниях принца Вюртембергского.

Император «подошёл к близь стоявшей справа Императрице, остановился перед ней, насмешливо улыбаясь, скрестивши руки, и, по своему обыкновению, тяжело дыша, что служило признаком сильного недовольства. Затем он повторил те же самые угрожающие приёмы перед обоими Великими князьями. В заключение он подошёл к графу Палену, со зловещим видом шепнул ему на ухо несколько слов и поспешил к столу… На мой вопрос графине Ливен: «Что это значит?», она ответила кротко: «Это не касается ни Вас, ни меня!»». По незнанию графиня Шарлотта Карловна ошибалась; через несколько часов события в Михайловском замке коснутся всех.

В описанной сцене особо выделяется секретное общение Царя с Паленом, общение публичное, что явно свидетельствовало о том, что оба являются хранителем некой тайны. Причём остальные должны были быть осведомлены об этом. Возможно, что речь шла о «списке заговорщиков», состряпанном Паленом, куда занесены были имена Марии Фёдоровны и старших сыновей Императора. В последние дни Павел I высказывал явные признаки неблаговоления и по отношению Императрицы, и по отношению сыновей. И если Александр Павлович действительно был замешан и виновен, то Мария Фёдоровна и Константин Павлович находились совершенно в стороне от всех анти-царских инспираций.

Пален показал себя истинным гением зла. Его план был дьявольски изощрённым: оклеветать всех близких и верных Императору лиц, в том числе и ближайших родственников, и добиться, чтобы на их головы посыпались кары и опалы. Л этот факт можно будет уже открыто использовать как «окончательный факт» признания Павла Петровича душевнобольным. Но эта комбинация требовала ещё некоторого времени, которого у руководителя заговора не имелось.