Юлия Андреева - Айвазовский

Таннер расценил произошедшее как явное оскорбление себе и в тот же день доложил о произошедшем государю, а тот, как человек превыше всего чтящий дисциплину и требовавший от подчиненных исполнения воли их непосредственных начальников, приказал снять с выставки картины Гайвазовского.

Оленин сделал попытку протянуть время, ссылаясь на то, что в приказе не указано, одну ли, получившую серебряную медаль, картину следует убрать с выставки, или такой же участи должны подвергнуться и остальные четыре выставленные произведения автора. На это министр Двора князь Волконский лаконично ответил: «По высочайшему повелению покорнейше прошу Ваше высокопревосходительство приказать снять с выставки Академии художеств все картины, писанные бывшим больным учеником живописца Таннера».

В этой коротенькой записочке четко читается причина, повлекшая за собой это решение: «писанные бывшим больным учеником живописца Таннера».

Оленин просчитался, надеясь, что, покрутясь некоторое время без подмастерья, Таннер найдет себе кого-нибудь другого, понадеялся, так сказать, на русский авось, а в результате его любимый ученик Айвазовский претерпел мгновенный взлет и последующее за ним стремительное падение.

Короче говоря, схлестнулись между собой президент Академии Оленин и заезжая знаменитость Таннер, а в результате, как обычно, досталось ни в чем не повинному Айвазовскому, который хоть и сам должен был, по определению, думать о своем проступке, но с другой стороны, даже если бы Ованес и решил вернуться к Таннеру и продолжать тянуть лямку, мог ли он противиться воле самого президента?! Может ли солдат не подчиниться генералу по причине, что капрал ему другое приказал?! Конечно же нет.

Тем не менее монаршая немилость не просто больно ранит юного художника, а буквально сбивает его с ног. На какое-то время юноша перестает бывать в гостях, понимая, что само его присутствие там, скорее всего, нежелательно. Он продолжал прилежно учиться и только больше замыкается. Кажется, его не радуют даже передаваемые ему разговоры, подслушанные другими учениками в домах Олениных, Одоевских, Томиловых. Особенно опечалился Оник, узнав, что сам Василий Андреевич Жуковский пытался заступаться за него перед государем, но получил неожиданно жесткий отказ.

Это было печально, ведь кто его знает — великого Жуковского, вдруг после такого он озлобится на безвинного художника, сочтя того виновником своих бед.

В это же время чуть ли не единственным местом, где отваживается бывать Ованес, становится армянская церковь. Мы узнаем это из адреса, который на пятидесятилетием юбилее творческой деятельности преподнесут Айвазовскому армяне столицы. «С.-Петербургское армянское общество, видя Вас почти ежегодно в числе прихожан своей церкви со времени обучения Вашего в императорской академии художеств и до наших дней, было ближайшим свидетелем и Ваших трудов и Вашей славы».

Опала давила на впечатлительного и мнительного молодого человека тяжким грузом, заставляя его думать, что жизнь его как художника закончилась, и не сегодня завтра ему будет указано на порог. При этом юный и неопытный в таких делах Айвазовский еще не знал, что даже монаршая немилость порой реально помогает человеку возвыситься, собирая вокруг него толпы сочувствующих. В то время, разумеется, не было понятия «черного пиара», но в случае с Ованесом по-другому и не скажешь. Наябедничал на своего непослушного ученика Таннер, а мог бы и смолчать. И еще неизвестно, что принесло бы больше пользы. Потому как, кто такой этот самый Филипп Таннер? Знаменитый маринист с чинами, наградами да монаршей милостью, допустим, но для не желающих признавать вообще никаких авторитетов студентов — Таннер прежде всего француз, перетягивающий на себя заказы, деньги и награды, которые вполне могли бы достаться русским художникам. Кто такой Айвазовский? Он наш! А такой клич как: «Наших бьют» — во все времена заставлял самых кротких подниматься, хватая все, что попалось под руку, и идя на супостата.

Кто-нибудь заметит, что Айвазовский не русский, а как раз армянин, что он выходец из Крыма. Но только в то время все было не так — страна огромная, и все, кто в этой стране, даже те, кто не по своей воле, — наши. Когда Айвазовский, Брюллов, Гоголь [54] Николай Васильевич Гоголь (фамилия при рождении Яновский, с 1821 года — Гоголь-Яновский; 20 марта (1 апреля) 1809 года, Сорочинцы, Полтавская губерния — 21 февраля (4 марта) 1852 года, Москва) — русский прозаик, драматург, поэт, критик, публицист, широко признанный одним из классиков русской литературы. выезжали за границу — там они были не армянином, немцем и малороссом — их называли русскими.

Поэтому в склоке между Айвазовским и Таннером просвещенная общественность однозначно встала на сторону нашего художника, которого за яркий талант злобный фразцузик хотел заморить в своих подмастерьях, не дав возможности хотя бы показать свои творения публике. Добавила масла в огонь крайняя непопулярность среди артистической братии самого Николая I, странные прихоти которого, а именно постоянный догляд за делами Академии, требование введения в ряды деятелей искусства чуть ли не воинской дисциплины, не давали художникам спокойно работать. Он уже отправил в отставку добрейшего профессора А. И. Иванова и выставил полным дураком любимого всеми А. Е. Егорова.

Кроме того, а последнее давно уже вышло из разряда голословных слухов, по словам многих профессоров, бывавших в загородных дворцах, Николай I [55] Николай I Павлович Незабвенный (25 июня (6 июля) 1796 года, Царское Село — 18 февраля (2 марта) 1855 года, Петербург) — император Всероссийский с 14 декабря (26 декабря) 1825 по 18 февраля (2 марта) 1855 года, царь Польский и великий князь Финляндский. мнил себя не только знатоком живописи, но и отменным художником. В свободное от государственных дел время он с энтузиазмом пририсовывал к старинным пейзажам, хранящимся в этих резиденциях, целые группы пехотинцев и кавалеристов. Все это непотребство проделывалось под присмотром профессора Зауервейда, который был вынужден благосклонно кивать портящему шедевры вандалу, а затем рассказывал о произошедшем в кругу своих не менее словоохотливых и общительных друзей.

Оленин молчал, но вот то один, то другой придворный начали жаловаться государю на зазнавшегося француза. Этому он цену загнул, тому отказался писать картину, еще кому-то нахамил… потянулся ручеек, перерастающий в реку. Потом, на одной из выставок, куда среди профессоров и академиков Академии художеств приехал Таннер, заявилась толпа учеников, которые при появлении француза начали шикать и свистеть, так что тот был принужден в конце концов удалиться, опасаясь если не за свою жизнь, то по всей видимости полагая, что с находящейся в столь буйном состоянии молодежью лучше не связываться.