Юлия Андреева - Айвазовский

Открытие картинной галереи состоялось в 1880 году, звучала музыка. Айвазовский не поскупился, позвав лучших певцов и музыкантов, которых только смог отыскать в Крыму, после осмотра выставки гостей пригласили отобедать.

Хвалебную речь в честь Айвазовского произнес нынешний городничий Феодосии г. Алтухов. Рассуждая о вкладе своего земляка в мировое искусство и безмерной гордости Феодосии за то, что здесь живет и работает ее талантливый сын, Алтухов зачитал постановление феодосийской городской думы — присвоить художнику Айвазовскому звание почетного гражданина города Феодосия. В честь Айвазовского улица, на которой он родился, будет теперь носить его имя, а от его дома в самом скором времени протянется бульвар Айвазовского. Когда городской Глава поднял свой бокал, произнеся: «Да здравствует славный художник и доблестный гражданин наш Иван Константинович Айвазовский на многие лета!» — гости устроили овацию.

После того как все тосты были произнесены и кушанья съедены, Айвазовский повел своих гостей на прогулку. В саду у дома, скрытые за цветущими кустами диких роз и желтой акации, устроились музыканты, которые, меняясь, играли в честь художника и его гостей день и ночь. А в небе Феодосии сверкал фейерверк. В центре сада был установлен большой фотографический портрет Айвазовского, украшенный гирляндами из цветов, и тут же полыхали огнями три сплетенные в вензель буквы «И», «К», «А» — инициалы художника.

Ночью бравурная музыка сменилась нежными итальянскими серенадами, и света от небольших развешанных по саду фонариков было столько, что можно было гулять хоть до рассвета.

После праздника Айвазовский дал в газеты объявление об открытии галереи и о том, что готов брать на обучение живописи одаренных молодых людей.

Всю зиму Иван Константинович получал письма от начинающих и уже состоявшихся художников, которые мечтали обучаться именно у него. Некоторые из будущих учеников уже сейчас учились в Петербургской Академии художеств, тем не менее они были готовы оставить обучение в столице в надежде на благосклонность феодосийского метра. Осенью залы галереи были заполнены приехавшими в Феодосию молодыми людьми. Ученики старательно копировали картины Айвазовского, вместе с ним выбирались на природу, где писали этюды. Или просто наблюдали за тем, как работал их знаменитый учитель. Но угнаться за ним было не под силу даже самым бойким и любящим свое дело художникам, потому что Айвазовский не просто быстро работал, но закончив одно дело, тут же принимался за другое, потом за третье. Никто не видел его праздным. Если Айвазовский просто сидел и смотрел на море, все понимали, что за вялой спокойной позой на самом деле скрывается напряженная работа мысли. Иван Константинович знал море в мельчайших его проявлениях, мог говорить с морем, понимая его язык. Ходили слухи, будто бы Юлия Яковлевна оттого и ушла от мужа, что не могла мириться с его разговорами с волнами.

Айвазовский не требовал подобной самоотрешенности от своих учеников, но попробуй явиться на занятие после ночной гулянки в ближайшем кабаке, вяло переставляя ноги и думая только о том, чтобы забраться в постель, когда рядом с тобой вдохновенно пишет метр. Попробуй побездельничать, когда он в трудах и заботах? Попробуй проваляться в кровати до десяти утра, когда Айвазовский начинает работу с восьми и пишет без остановки до двух часов дня. Трудно. Воистину, даже с Брюлловым было легче, тот хоть сам отдыхал и другим не мешал. Поэтому в результате рядом с Айвазовским оставались только люди, фанатично преданные избранной профессии. После обеда Иван Константинович делает наброски для следующей картины, пишет письма, разбирает сделанные ранее этюды. А впереди лондонская выставка.

Кроме заказанных картин и работы в галерее, Айвазовский сотрудничает с журналом «Иллюстрации» — прицел на будущее — если туда будут брать работы его учеников, в Петербурге с большим пониманием отнесутся к деятельности профессора без жалования.

«…Мое искреннее желание, чтобы здание моей картинной галереи в городе Феодосии со всеми в ней картинами, статуями и другими произведениями искусства, находящимися в этой галерее, составляли полную собственность города Феодосии, и в память обо мне, Айвазовском, завещаю галерею городу Феодосии, моему родному городу…» — в трезвом уме и твердой памяти Иван Константинович составляет свое завещание.

Айвазовскому было 65 лет, когда он во второй раз женился. Странное дело, многие художники в возрасте начинают жаловаться на то, что хуже различают оттенки, руки предательски начинают дрожать, трудно долгое время оставаться на ногах, работать запрокинув голову. С годами Айвазовский приобретал тонкость и чувствительность, которой ему недоставало в юные и зрелые годы. И если в молодости он нередко злоупотреблял яркими красками, к старости его мастерство истончилось, образы сделались глубокими, цветовые и композиционные решения цельными. Он по-прежнему много и с удовольствием работал, стараясь творить, пока не истает вдохновение.

Но художнику, даже очень большому профессионалу, трудно творить без любви, и вот на склоне лет, окруженный большой семьей, с ним жили дочь Александра с мужем Михаилом и сыновьями Николенькой и Иваном (Ованесом) в честь дедушки, Айвазовский снова влюбился.

Однажды, гуляя по городу в собственном экипаже, Иван Константинович был вынужден остановиться и снять шляпу, пропуская похоронную процессию. Хоронили феодосийского купца Саркизова, с которым художник был немного знаком. Айвазовский вышел из коляски и, вежливо прижимая к груди шляпу, поздоровался с кем-то из проходящих мимо соседей. За гробом Саркизова шли скорбящие родственники и друзья, лилась траурная заунывная музыка, выли приглашенные плакальщицы, все было как всегда в таких случаях, много раз Иван Константинович видел эти процессии, приходилось и самому следовать за гробами друзей и близких людей. Купец Саркизов не был из числа последних, поэтому Айвазовский хотел уже пропустить процессию и спокойно ехать дальше по своим делам, но неожиданно он был буквально поражен открывшейся ему красотой. Погруженная в свою печаль, за гробом шла прелестная молодая женщина, утонченные черты лица которой показались Ивану Константиновичу неизъяснимо притягательными. Ее лицо на фоне темного платья показалось ослепительно белым, а ресницы такими черными и густыми, что у Ивана Константиновича закружилась голова. Печальная и прекрасная, точно лебедушка, незнакомка проплыла мимо художника должно быть, не заметив его.