Владислав Корякин - Отто Шмидт

— Вот страхотища-то! — резюмировал Эрнст наши печальные разговоры. Страшно! Другого слова не придумаешь.

— Арктика показала зубы, — сказал Иван Дмитриевич.

Не хочется думать об этом, но действительно страшно!

Я долго не мог заснуть. Ворочаясь в мешке, я мог отогнать настойчивые мысли: что же будет с навигацией в 1938 году? Что будет, когда лед начнет давить пароходы? Что будет зимой в районах, куда ничего не удалось завести? А на «Малыгине», «Седове», наверное, нет зимовочного запаса, нет зимней одежды. Успехи последних лет настолько вскружили головы, и Морское управление составляло графики движения судов, как будто плавали они на Черном море, а не в Арктике» (2005, с. 186).

Кому приходилось страшней и опасней: на Большой земле в ожидании ночного визита незваных гостей в голубых фуражках, на одинокой льдине в просторах Ледовитого океане во тьме наступившей полярной ночи или на судах, не готовившихся к зимовке, увлекаемых неумолимым дрейфом из моря Лаптевых в ледяную глушь Центрального Арктического бассейна? Для полярников так вопрос не стоял — там и там они выполняли свою работу, болели за своих коллег, делая общее мужское дело, суровое, требовавшее полной отдачи, с весьма неясными перспективами на будущее.

Тем временем дрейф продолжал тащить льдину с одинокой палаткой к югу со все возрастающей скоростью. Это не могло не внушать опасения на будущее. На рубеже ноябрь — декабрь папанинцы миновали первую серьезную опасность — нарваться на таран Северо-Восточного мыса Гренландии на 82° с. ш. Он уничтожил бы ледяное поле вместе с его обитателями. В середине декабря эта угроза отпала, но обозначилась новая — быстрое возрастание дрейфа к югу. «Этого никто не предполагал, — отметил в своем дневнике Федоров. — Считалось, что средняя скорость дрейфа в направлении Атлантического океана будет 1–2 мили в сутки и через 10–12 месяцев — весною 1938 года — мы отойдем к югу примерно до 83–81° с. ш. Здесь нас и снимут самолеты. Такая скорость действительно наблюдалась в Центральной Арктике. Но по мере продвижения к югу постоянная составляющая дрейфа быстро возрастала. Между 90 и 85° с. ш. она имела 1,4 мили в сутки, между 85 и 83° достигла 3,3 мили в сутки» (1982, с. 249).

Это обстоятельство уже обратило на себя внимание специалистов, и 27 ноября 1937 года в Главном управлении Северного морского пути (когда станция оказалась на 82°55′ с. ш.) состоялось совещание с повесткой дня «Об организации снятия с дрейфующей льдины зимовки тов. Папанина». Председательствовал Остальцев, а Шмидт не участвовал, хотя, казалось бы, судьба папанинской четверки имеет к нему самой непосредственное отношение. Удивительно также отсутствие Визе, тем более что, если верить Бурханову, события развивались именно по его сценарию.

Заседание началось с сообщения H.H. Зубова, находившегося со Шмидтом не в лучших отношениях, а главное, представлявшего конкурирующий с Арктическим институтом Институт океанографии Гидрометеослужбы. Он неоднократно посещал Гренландское море на «Персее» и «Садко», а потому среди присутствующих оказался наиболее опытным специалистом. Тем не менее события с папанинской льдиной развивались отнюдь не по его сценарию. Поэтому к некоторым его выводам и оценкам следует относиться осторожно. «При исследованиях Севера, — начал он, — часто не знают, что может пригодиться. Мы теперь расплачиваемся за существовавшую в свое время точку зрения о том, что не стоит особо исследовать Гренландское море и «Садко» (речь шла об Первой высокоширотной экспедиции 1935 года. — В. К.) забираться на запад. К 1 мая у нас была бы готова монография по Гренландскому морю, но это дело было загублено вредителем Бергавиновым» (РГАЭ, ф. 9570, д. 698, л. 12–13). Бывший колчаковский капитан 2-го ранга слегка блефовал, но так понятен его сарказм с учетом обстоятельств биографии…

Присутствовавшим предстояло на явно недостаточном материале выдать хотя бы самый общий прогноз для организации спасательных работ. Как потом оказалось, он мало отвечал реалиям Гренландского моря: «Наша льдина попадет в центральную часть гренландского потока… наиболее мощную, наиболее медленно поддающуюся влиянию таяния, мы можем сказать наперед, что… наша льдина дойдет до 78–78° к маю месяцу» (Там же, л. 17), хотя и с оговоркой: «Как обернется картина, которая может быть разнообразной в различные годы, говорить трудно» (л. 23). Да, прогноз оказался далеким от реальности, но это свидетельствовало не о слабости прогнозистов, а именно об отсутствии необходимой информации. Без нее прогноз превращался в гадание на кофейной гуще, и чтобы приблизить его к реальности, как раз трудилась четверка на льдине. Их данные понадобились союзникам всего через несколько лет, в разгар войны, когда немцы бросились во льды Гренландского моря создавать на его берегах свои метеостанции, чтобы составить хоть подобие метеопрогноза для своих люфтваффе и кригсмарине…

Остальцев задал Зубову уточняющий вопрос:

— Когда вы считаете нужным готовить патрульное судно?

Ответ гласил:

— До кромки судно может идти в декабре. Можно посылать судно из Мурманска, пускай базируется на Шпицбергене…

По результатам обсуждений Остальцев подвел итоги, суть которых заключалась в следующем: в марте следующего 1938 года направить патрульное судно, которое к апрелю начнет патрулировать положение ледовой кромки, к концу апреля послать ледокол в Баренцбург, откуда на основе информации с дрейфующей станции обеспечит ее эвакуацию. Но развитие событий очень скоро внесло свои поправки в планы и намерения спасателей. К концу года папанинская четверка оказалась на 80°40′ с. ш., опережая прогноз по крайней мере на два градуса, а спустя еще полтора месяца разница в ожидаемых и реальных координатах по широте достигла 10 градусов. Это поставило участников дрейфа на край гибели в ледовых жерновах Гренландского моря, так что спасательную операцию пришлось проводить по непредвиденному сценарию — со всеми вытекающими последствиями. Тем не менее, когда Москва предложила участникам дрейфа выслать самолет (в декабре), они отказались. Интереснейший эксперимент обещал слишком много, а наш полярник обладал своими понятиями долга и чести.

Людям на льдине приходилось непросто. Первоначально планировалось проводить гидрологические станции через каждые тридцать миль, но с возрастанием темпа дрейфа эту работу пришлось бы выполнять каждые четыре дня. Это заведомо превышало предел сил советского полярника, который оставался просто человеком со своими ограниченными физическими возможностями.

Спонтанно возникшая ситуация для Шмидта означала, что в наступающем 1938 году ему предстояло в первую очередь провести эвакуацию папанинской льдины, а с наступлением лета выводить зимующие суда с трассы Северного морского пути, включая «караван трех кораблей», который легко мог оказаться в Центральном Арктическом бассейне. В любом случае события на трассе Северного морского пути предвещали финал его непростой, но замечательной карьеры полярного исследователя, к большому сожалению сотрудников созданной им организации и просто людей Страны Советов. Чтобы успокоить своих подданных, руководство страны опубликовало в прессе указ о назначении Отто Юльевича заместителем председателя Центральной избирательной комиссии по предстоящим выборам в Верховный Совет СССР. Это была существенная, но запоздалая деталь в биографии героя настоящей книги, которая мало что меняла в главном — пик славы героя Арктики остался позади.