Аркадий Малер - Константин Великий

Главной ошибкой Максимиана была ставка на своего сына: сначала они торжественно признали друг друга августами, но потом выяснилось, что Максенций совершенно не собирался делиться властью с отцом и после нескольких скандалов выгнал его из Рима. Конечно, Максимиан сам жаждал власти и явно хотел показать сыну свое место, а по другой версии, даже составил заговор против него, но он придавал власти сына хотя бы видимость легитимности, без которой новый хозяин Рима становился абсолютным узурпатором. Трудно вообразить, какова была моральная атмосфера в этой семье, если отец с сыном на глазах всего мира готовы были буквально растерзать друг друга в борьбе за власть! Впрочем, если они верили в языческих богов греко-римского Олимпа, то у них было с кого брать пример родственных отношений.

Можно представить себе состояние стареющего Максимиана, который после этого сверхъестественного провала отправился в Иллирию, но Галерий выгнал его оттуда. За последним шансом он поехал к самому Константину в Южную Галлию, в город Арелат (ныне Арль), где наследник Констанция принял его крайне учтиво, как его давно уже никто не принимал. Растроганный и воспрянувший духом Максимиан предложил Константину взять в жены свою дочь по имени Фауста и провозгласил его августом на правах «старшего августа» и отца самопровозглашенного цезаря Максенция. Эти подарки Максимиана ставили перед Константином сложную дилемму — чью сторону выбрать, законного Галерия или нарушивших все законы Максимиана и Максенция? В нравственном плане, тем более в отношении к христианам, оба были чудовищами, если такие метафоры позволительны, и никаких иллюзий на этот счет Константин, конечно, не питал. Но при всех очевидных пороках клана Максимиана, которым и кланом-то давно перестал быть, Константин вполне мог осознавать следующие обстоятельства. Во-первых, клан Галерия не только не собирается делиться с ним властью, а угрюмо терпит его существование на белом свете, и при первой же возможности между ними неизбежно разразится война, в которой за Константином будет Галлия, а за Галерием весь средиземноморский Восток. Во-вторых, тетрархия уже подорвана, и восстанавливать ее вместе с Галерием можно только себе во вред, а новые игроки на этом поле, не связанные с Галерием, могут стать его союзниками. В-третьих, сила Максенция держится на национально-консервативных настроениях италийцев, то есть солдат и обывателей соседней с Галлией страны, и все вместе они могли бы составить хороший фронт против галериевского Востока. Поэтому предложения Максимиана были тем самым политическим шансом , каким совсем недавно было само решение бежать от Галерия к отцу. Поэтому Константин, как некогда его отец, принимает сугубо политическое решение расстаться с Минервиной и жениться на Фаусте, чем еще больше укрепить свой статус августа, которым его величали войска Галлии, а теперь еще должны будут величать войска всего Запада. Так Константин женился на сестре свой мачехи, а Максимиан обрел перспективного зятя. Теперь Геркулий живет в одном дворце с Константином на правах члена семьи, но трудно поверить, что он довольствовался этой мирной и незаметной жизнью…

В сложившейся ситуации Галерий, в свою очередь, тоже понимал, что Империя фактически раскололась на две части и что если бойкот между ними будет продолжаться еще несколько лет, а может быть, и несколько дней, то разразится война, победителем в которой может оказаться кто угодно. В 307 году Галерий назначает себе нового цезаря — полководца Лициния, своего самого большого приятеля, с которым они сблизились во время похода против персов. Для Галерия назначение Лициния цезарем было весьма вынужденным шагом, поскольку он настолько ценил своего друга, что готовил его в августы Запада. Именно поэтому он не предложил Лициния в 305 году Диоклетиану в качестве нового цезаря, так как держал его для более важного дела. Север и Даза в восприятии Галерия были ограниченными посредственностями, которых можно использовать как марионеток. Лициния же он считал равным себе другом, достойным самого высокого титула в имперской иерархии. Вот кто должен был, с точки зрения Галерия, быть на месте Константина — Лициний, и несложно догадаться, как последний в связи с этим относился к сыну Констанция. Назначение Лициния августом Запада решило бы для него все вопросы, и его люди управляли бы всеми частями Империи. Поэтому он предпринимает совершенно экстраординарное решение для такого алармиста, каким он был до сих пор, и в 308 году посылает всем цезарям и августам предложение собраться в городе Карнунтуме на Дунае (центр Верхней Паннонии, ныне под Веной), чтобы обсудить дальнейшую судьбу каждого из них.

Съезд тетрархов был исключительным событием в истории Империи. Галерий привез с собой самого Диоклетиана как старого авторитета для придания всему собранию большей моральной легитимности. В результате столь судьбоносной встречи было принято общее решение, что августом Востока остается Галерий, а при нем цезарь Максимин Даза; августом Запада Лициний, а при нем цезарь Константин. Максимиану официально предложили уйти на покой, а Максенция все участники съезда безоговорочно признали узурпатором. Когда же все осторожно спросили у Диоклетиана, нет ли у него желания вернуться в большую политику, основатель тетрархии ответил, что если бы они все увидели, какая у него на огороде растет капуста, то не стали бы задавать этот вопрос.

Съезд в Карнунтуме 308 года обернулся для Константина поражением его интересов, но это высокое собрание было воплощением максимальной легитимности, которую только можно было себе представить на тот момент. Он не мог не признать, что его величание августом не имеет формальноправовых оснований. И он тем более не мог не признать, что Максенций был очевидным узурпатором. Правда, для него самого не было никакого толку от Максенция, который с первых дней своего пребывания в Риме воспроизвел все самые худшие черты любого тирана-временщика и даже поссорился с собственным отцом, проживающим в доме Константина. Однако несравнимо больше, чем фактический запрет на союз с эфемерным кланом Максимиана, Константина волновало то, что теперь он должен соблюдать субординацию по отношению к этому ставленнику Галерия Лицинию, во всем похожему на своего друга. На собрании в Карнунтуме Константин и Максимин Даза выразили свое недовольство назначением Лициния августом, и Галерий предложил каждому из них звание «сына августа», что не имело никакого смысла. Константин вернулся в Галлию с пониманием того, что быть зачинателем очередной смуты он не будет, и сосредоточился на борьбе с варварами, которые все время тревожили рейнскую границу.