Аркадий Малер - Константин Великий

Император Цезарь Гай Флавий Валерий Константин, Величайший Август с 312 года, Германский Величайший и Сарматский Величайший с 314 года, Готский Величайший с 315 года, Германский Величайший И, Мидийский Величайший, Британский Величайший, Арабский Величайший, Адиабенский Величайший и Персидский Величайший с 315 года, Армянский Величайший и Германский Величайший III с 318 года, Карпийский Величайший с 319 года, Готский Величайший II с 324 года, Готский Величайший III с 332 года, получавший власть трибуна 34 раза с 306 по 335 год, власть консула 8 раз в 309,312,313,315, 319, 320, 326, 329 годах, скончался в полдень 22 мая 337 года в Аквирионском дворце в предместье Никомедии. В этот день Церковь праздновала Пятидесятницу, день Святой Троицы, праздник праздников , по выражению Евсевия, отмечающий рождение самой Церкви. Невозможно найти более символического дня преставления для императора, освободившего христиан и ставшего крестителем Римской империи.

Перед смертью Константин вверил свое завещание пресвитеру Евтокию, который поехал с ним не к кому-то другому из наследников, а именно к управляющему Востоком Констанцию в Никомедию, среднему сыну Константина, и мы вполне можем предполагать, что выбор наследника был обусловлен тем, что Констанций благоволил арианам, в отличие от Константа на Западе, исповедующего Никейский символ. Конечно, в завещании император разделил Империю между двумя сыновьями, но для захвата всей власти было очень важно, кто первый прибудет к телу отца и будет руководить похоронами.

Охрана Константина положила его тело в золотой гроб, накрыла багряницей и перевезла гроб из Никомедии в Константинополь, где на высоком катафалке выставила в самом роскошном зале императорского дворца. В константинопольском дворце тело Константина уже накрыли порфирой, а на голову надели диадему. Вокруг гроба на золотых подсвечниках зажгли так много таких красивых свечей, что, по Евсевию, «взорам присутствующих предстало удивительное зрелище, какого никто и никогда, от создания мира, не видывал на земле под солнцем ». Не стоит удивляться столь пафосному описанию Евсевия этого зрелища. В доконстантинову эпоху церковные богослужения и ритуалы выглядели относительно скромно и включали в себя только самые необходимые элементы, и только после того, как в церковных священнодействиях стали участвовать императоры, они обрастали известной имперской торжественностью. Поэтому естественно, что похороны римского императора в 337 году даже для приближенного к нему епископа выглядели чрезвычайно пышным зрелищем. Из дворца гроб перенесли в храм Двенадцати Апостолов, где завещал похоронить себя Константин, и там началась панихида по усопшему августу. Войска в Константинополе тем временем признали новыми августами все трех сыновей Константина, чьи сложные взаимоотношения определят дальнейшую историю IV века.

Почему Константин принял христианство? Вопрос можно поставить шире — почему Римская империя приняла христианство? И что здесь было причиной, а что следствием — личный выбор императора или «историческая тенденция»? Разумеется, личная свободная воля императора Константина имела здесь определяющее значение. Именно он, и никто другой из римских правителей, совершил этот выбор, и мы вполне можем предполагать, что если бы Константин не обратил внимания на христианство, то еще не одно поколение христиан Римской империи жило в эпоху гонений. Преобразования Константина — это яркий пример роли личности в Истории, в полном соответствии с христианским пониманием о значении свободной воли.

В популярной литературе нередко можно встретить утверждение о том, что к началу IV века христианство стало чуть ли не ведущей религией Римской империи, что христиане буквально захватили всю политическую власть в государстве и Константин лишь завершил этот якобы объективный процесс, совершив наиболее «конъюнктурный» выбор.

Однако это расхожее мнение абсолютно не соответствует действительности. Начнем с того, что к началу IV века христианство было одним из распространенных религиозных культов на территории Империи, по преимуществу в городской среде. Историк Церкви A.A. Спасский в своем исследовании «Обращение императора Константина Великого в христианство» (1904) подробно объясняет, почему миф о повсеместном распространении христианства накануне Медиоланского эдикта не имеет никаких оснований.

Во-первых, необходимо учесть, что более-менее внушительное количество христиан в городах Римской империи III — начала IV века имеет свою силу только в сравнении с язычниками, которых в то время было гораздо больше. Культура Римской империи того времени на всех уровнях, от народной до элитарной, была чисто языческой, и никаких признаков ее христианизации не было. Христианство воспринималось как один из феноменов общей культурный мозаики, но не больше.

Во-вторых, нас часто могут смущать восторженные заявления христиан первых веков о том, что их вера якобы достигла краев земли, как, например, восклицание Тертуллиана из его «Апологии» (197): «В кого иного веруют народы вселенной, как не в пришедшего уже Христа?» Между прочим, эта наивная иллюзия была существенным фактором апокалипсических настроений среди христиан, потому что одним из признаков Конца Света является полное распространение Евангелия по всему миру, а античные христиане часто отождествляли мир с греко-римской ойкуменой и не знали, что для миссионерской работы потребуются еще целые тысячелетия.

В-третьих, обратим внимание на специфику статистических данных о распространении христианства в то время. В основном масштабы расширения Церкви считались по количеству епископов, в то время как количество подчиненных им клириков и мирян мы фактически не знаем, а оно, в свою очередь, в принципе несопоставимо с последующими веками. Дело в том, что вначале одна епископия была фактически равна одной церковной общине и в ее составе могло быть несколько десятков человек, а максимальное же число не превышало 1000. На соборе донатистов 330 года участвовало 270 епископов из Африки, и если мы умножим это число даже на самое большое количество христиан в каждой епископии по 1000 человек, то получим всего 27 тысяч христиан на 9 миллионов населения всей Африки. Следовательно, в Африке христиан было менее 3 %. Опираясь на более точные данные по состоянию Церкви в Риме, крупнейшем центре мирового христианства, можно заключить, что к началу IV века из 900 тысяч жителей города христиане максимум составляли 10 %. Если на Востоке Империи в целом количество христиан не превышало 1/ 7части населения, то на Западе 1/ 20части. При этом стоит заметить, что иногда на Востоке встречались целые христианские города, так что гонители уничтожали их полностью (Евсевий. Церковная история, 8, 11), но это были очень маленькие провинциальные городки, не сопоставимые с митрополиями. Таким образом, в количественном отношении христиане начала IV века, истерзанные гонениями Диоклетиана и его последователей, составляли очевидное меньшинство населения, не представляющее собой никакого «электорального» фактора, и для любого политика ставить на это меньшинство было бы явным вызовом большинству.