Элизабет Хереш - Александра

Царь велит Сазонову телеграфировать в Вену и добиваться продления ультиматума Белграду. Просьба отклонена. Наконец царь обращается к кайзеру Вильгельму, своему немецкому двоюродному брату и кузену Александры, и просит о посредничестве с Веной, ведь Австрия его союзница. После обмена несколькими дружественными нотами царь, — как станет известно позднее, — собственноручно пишет телеграмму германскому кайзеру, в которой просит того «передать австрийско-сербский спор на мирное урегулирование в Третейский суд в Гааге», основанный царем в 1898 году. Вильгельм не отвечает. (Предложение царя он прокомментировал типичным для него замечанием на полях: «Третейский суд! Какая чушь! Не может быть и речи!»)

В эти драматические дни Александра пишет 14/27 июля 1914 г. своей свекрови Марии Федоровне, в тот момент пребывающей на своей родине в Дании:

«Какие ужасные дни мы переживаем! Страшно себе представить, что стоим у пропасти европейской войны.

Но я верю в Божью милость. Он защитил нас в прошедшие годы, когда война казалась так же неизбежной и Ники оставался мужественным и стойким. Сейчас все намного сложнее, все надежды теперь направлены на то, что он сохранит спокойствие и проявит терпимость. Но это так тяжело… Ежеминутно приходят телеграммы, звонки, и никто не знает, что будет дальше. Можно только молиться и просить о том, чтобы это несчастье было отвращено. Слава Богу, на нашей стороне Англия и Франция, и, кажется, уже мобилизовались даже Бельгия и Дания. Все же я возлагаю всю свою надежду на Бога. Он должен нам помочь и поможет. Вынесет ли тот [Вильгельм] весь вопрос на Гаагскую конференцию? Прости за короткое письмо, но я не в состоянии писать. Я должна собрать все свои силы, чтобы помочь нашему любимому [Николаю]…»

В ответ на мобилизацию Австро-Венгрией восьми армейских корпусов мобилизуется и Россия; сначала в южных округах на западной границе, и только затем — после приостановки ради попыток переговоров — следует приказ о всеобщей мобилизации. Другая телеграмма от Вильгельма, похоже, успокаивает Николая и создает впечатление, что с Веной можно продолжить переговоры. После нее, вопреки предупреждениям своих генералов, Николай велит снова отменить приказ о мобилизации.

Между тем сербский посланник телеграфирует из Петербурга в Белград: он уже настолько уверен в русской поддержке, что «нападение из Вены было бы даже желательно. Это наш исторический шанс… Стало быть, во имя Бога — вперед!»

Вильгельм угрожает Николаю, что как только он мобилизуется, германское посредничество в Вене станет невозможным и за последствия ответственность понесет Россия. Николай заверяет, что это лишь превентивная мера в отношении Австро-Венгрии. Русский министр иностранных дел вычитывает из германской телеграммы неприкрытую попытку выиграть время и ввести царя в заблуждение. Поэтому он призывает его к незамедлительной всеобщей мобилизации.

29 июля становится известно о всеобщей мобилизации в Австро-Венгрии.

30 июля Вена обстреливает Белград.

На следующей день Россия объявляет всеобщую мобилизацию.

31 июля — в кульминационный день — Александра озабоченно телеграфирует своему брату Эрнсту Людвигу в Дармштадт:

«Спасибо Тебе за Твою телеграмму. Я также не хочу никакой войны; все наши упования на Ники, как о посреднике между Австрией и нами. Время величайшей тревоги. Да поможет нам всем Бог избежать кровопролития. Мы целуем Вас всех, Ваша любовь, Твоя старушка Санни».

Однако Австрия отказывается от русского посредничества, так же как прежде отклонила предложение России о продлении ультиматума.

Все же 31 июля (по западному календарю) царь еще раз телеграфирует германскому кайзеру, обещая, что его войска не начнут боевых действий, пока с Австрией можно будет еще вести переговоры, и просит его о таком же заверении. Еще раз Николай обращается к Вильгельму с предложением вступить в переговоры.

Через несколько часов он получает германское объявление войны.

После вечерни государыня с великой княжной ожидают царя в столовой. Николай зашел в свой рабочий кабинет, чтобы ознакомиться с доставленными в его отсутствие депешами. Когда он, очень бледный, наконец, появляется, его голос звучит глухо: «Германия объявила нам войну». Не садясь за стол, он покидает комнату и удаляется к себе. Услыхав это известие, Александра разрыдалась. «Пруссия — несчастье Германии! — в сердцах восклицает она. — Люди пойдут навстречу великим страданиям…»

К удивлению царя и царицы к полуночи, через несколько часов после получения объявления войны, приходит еще одна телеграмма от кайзера Вильгельма. Неясно, по техническим ли причинам или намеренно она доходит до Царского Села только после предыдущей — своим содержанием она тесно связана с первой:

«…ясный и недвусмысленный ответ Твоего правительства является единственной возможностью избежать бесконечных страданий; пока я не получу этого ответа, я не вижу возможности обсуждать тему Твоей телеграммы…»

«Сошел ли я с ума или что это должно значить? — спрашивает Николай, — разве несколько часов тому я не получил объявления войны?» — «Ты, разумеется, не будешь на это отвечать!» — комментирует Александра. — «Естественно, нет», — отвечает Николай.

Если бы Распутин был в эти дни в Петербурге, он, по всей вероятности, даже ломился бы к царице и царю в дверь, которая в этот момент не была открытой для установления прямых контактов. В течение предыдущих, лихорадочных недель он телеграфировал:

«Никакой паники, за границей тоже неясно. Россия — Божья страна».

Распутин не может покинуть своей сибирской родины: он лежит в больнице после покушения на его жизнь. Одна женщина — в тот самый момент, когда был убит австрийский престолонаследник в Сараево, — пыталась зарезать Распутина ножом. Распутин выжил.

В народе это медицинское чудо комментируют словами: «Похоже, у этого дьявола в самом деле тело пришито к душе нитками…»