Элизабет Хереш - Александра

Так как и в этом случае царь остается глух, а Александра твердо убеждена в том, что пренебрежение предупреждениями Распутина принесет несчастье, она посылает Николаю посох, «который Ему [Распутину] достался на Афонской горе; он шлет Тебе его как благословение», как поясняет она. В письме от 14 июня она также цитирует фразы, с помощью которых он, видимо, пытается заверить царя в своей лояльности и честности, подавая прошения с сомнительным исходом:

«…он [Распутин] говорил много и красиво, что есть русский император и что только он, хотя есть и другие помазанные и коронованные монархи, уже триста лет является настоящим помазанником. Он сказал: «Отказавшись от призыва второго класса, Ты бы спас свою власть…»

Все напрасно. Царя все это не впечатляет. Так что Александре остается лишь укоризненно жаловаться: «…наш друг принимает так близко к сердцу, что Ты больше с ним даже не разговариваешь, а слушаешь только Своих генералов и министров…»

В середине 1915 г. наступает перелом. Еще не забыта потеря с такой гордостью завоеванного Львова, которую царица под первым впечатлением прокомментировала словами: «…теперь Вильгельм будет спать в постели старого Франца Иосифа, которой Ты владел одну ночь…»; еще свежо в памяти поражение русской армии под Танненбергом, где генерал Гинденбург сменил Мольтке на посту командующего и, проведя блестящий маневр, окружил и уничтожил русскую армию, как пала Варшава, столица русской Польши.

О падении Варшавы царь узнает в Царском Селе. «Он был бледен, как мел, — сообщает Анна Вырубова, находившаяся как раз в комнате царицы, когда царь вошел с телеграммой. — Без слов он подал царице телеграмму, закрыл лицо руками и сказал: «Так дальше не может продолжаться».

Николай решает взять отныне верховное командование на себя. Великий князь Николай Николаевич назначен главнокомандующим на Кавказ.

Александра с подозрительной настороженностью наблюдает за деятельностью смещенного великого князя, который забирает с собой на новое место своих верных генералов. Не готовит ли он военный переворот? Не хочет ли он оттуда провозгласить себя самого царем? Взволнованные письма Николаю демонстрируют чрезмерное недоверие и нервозность. Но это совершенно безосновательно: никогда великий князь не вмешивался в политику, даже не позволял дипломатам увлечь себя на комментарии, и после крупного поражения своих генералов на северо-западном фронте сам попросил царя об отставке, как сообщает Николай в одном из писем.

Едва кто-нибудь еще, кроме Александры (и Распутина), торжествует по поводу ухода главнокомандующего. Солдаты жалеют о нем, генералы тоже, члены царской семьи возмущены; по поводу смены в генштабе противника начальник германского Генерального штаба Людендорфф чрезвычайно уважительно высказывается о деятельности великого князя в первые годы войны. Министры царя обеспокоены: отныне, предупреждают они его, ему самому придется взять на себя ответственность не только за военные успехи, но и за неудачи, и, кроме того, его постоянное отсутствие в столице весьма рискованно. Николай остается при своем мнении.

В качестве первого шага он созывает Совет обороны, на котором обращается с призывом к правительству и промышленникам умножить и сконцентрировать усилия по преодолению дефицита и созданию необходимых предпосылок для ведения войны. Для этой цели царь предоставляет в их распоряжение все свои личные средства, пополнившиеся в начале войны переведенными из-за границы счетами.

Ему ясно, что причина некоторых неудач заключается не только в недостатках стратегического планирования, но и в нехватке материально-технического и продовольственного снабжения, что на некоторых участках фронта, растянувшегося на несколько тысяч километров, приобретало катастрофические размеры. Рассчитанные на полгода запасы были исчерпаны и пополнялись крайне неудовлетворительно. Правительство, обратившееся в этом трудном положении к союзникам, обнаруживает, что те заняты своими проблемами.

Но создаются также комитеты, которые на частной основе в сотрудничестве с институтами самоуправления (земствами) пытаются удовлетворить военные и гражданские нужды. Эта организация работает настолько успешно, что ее бюджет, составлявший вначале несколько десятков миллионов, вскоре увеличивается до ста восьмидесяти миллионов рублей, а количество сотрудников, задействованных в организационной и оборонной сети, возрастает до нескольких тысяч.

Подобная эффективность сильно тревожит Александру, поскольку, на ее взгляд, компрометирует компетентные государственные службы и тем самым царя. Видимый и в народе признанный успех, которого добивается институт, близко стоящий к парламенту и укрепляющий базис демократии, означает для нее ослабление влияния царского правительства, а, стало быть, самодержавия.

В августе Государственная Дума, как называется существующий с 1906 г. парламент, должна собраться на чрезвычайное заседание. И не впервые Александра пытается встать в оппозицию против нее — как против института вообще; не в последнюю очередь благодаря предубеждению против Думы Распутина. И это неудивительно, если учесть, сколько бурных дебатов происходит на этом форуме в связи с его скандальными выходками; консерваторам он доставил головную боль из-за специально назначенного расследования его деятельности, дискредитирующей корону, левым предоставляет желанные аргументы в пользу неспособности правительства, которое не может даже защититься от присутствия подобного субъекта. Александра обобщает свои сомнения относительно целесообразности созыва Думы в послании от 17 июня — и прежде всего она выступает за то, чтобы не предоставлять парламенту полномочий в сфере компетенции правительства, ибо это «не их дело»:

«Мой единственный возлюбленный! (…) Я чувствую себя совершенно подавленной. В августе должна собраться Дума, и Наш Друг [Распутин] несколько раз просил тебя распорядиться о том, чтобы перенести это по возможности на более поздний срок, только не сейчас, так как каждому пришлось бы работать на себя. А теперь они попытаются в это вмешаться и говорить о вещах, их не касающихся.