Ефим Гольбрайх - Былой войны разрозненные строки

Замуж она за него все-таки вышла.

Немало розыгрышей было на спектаклях.

В «Без вины виноватых» на сцене появились два идеально загримированных Шмаги. Один стоял, как истукан, прижав руки, и произносил текст, второй молча жестикулировал. Кручинина, ее играла Г. Д. Степанова, не МХАТовская, но тоже прекрасная актриса, которую, естественно, никто не предупредил, поперхнулась и с трудом довела сцену до конца.

Но больше всего досталось спектаклю «Разлом» по романтической пьесе Лавренева. На эсминце готовится бунт белых офицеров. Представитель судового комитета «братишка» Годун по ходу спектакля идет по палубе и заглядывает в трюм. Трюм — он и на корабле, и в театре, под сценой.

Первый раз из люка высунулся безобидный кукиш. На следующем спектакле жест был усилен — появилась рука с энергично сжатым кулаком, по локоть подчеркнутая ладонью… Еще на одном спектакле, игравший Годуна актер С. И. Якушев, увидел в люке «повесившегося» актера, с высунутым, синим от грима языком.

Но всего этого, казалось, мало. Не зная, что его ждет в очередной раз, Якушев уже боялся подходить к люку.

В театре еще был жив студийный дух, не было ведущих и рядовых, все были равны. Актер, накануне игравший Незнамова в «Без вины виноватых», в «Разломе» бегал в массовке 3-м матросом — был такой персонаж в пьесе. Практически свободный, он отважился на более решительные действия: разделся до пояса. Мы-то с вами понимаем: если врач просит раздеться до пояса — нужно снять рубашку. Но актер — человек творческий, рассудил: раз пояс находится посередине, то и доступ к нему возможен с обеих сторон… Он вошел в трюм, снял брюки, остановился под люком и согнулся пополам…

И когда Якушев-Годун в очередной раз открыл люк и заглянул в трюм — перед ним открылась впечатляющая картина…

Этим 3-м матросом был Георгий Павлович Менглет.

Правда, было ему тогда — двадцать пять лет.

В июне 1944 года, открывая пятый пленум союза писателей Украины, Максим Рыльский начал свой доклад с прочувственного слова о литераторах, погибших в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. Вторым в этом горьком и почетном списке он назвал имя Моисея Гершензона. Вероятно, это вообще был первый случай, когда почтили память писателей, погибших в Великой Отечественной войне, — война еще шла, и печальный список пополнялся…

Сейчас уже мало кто помнит этого добродушного красавца с пышной вьющейся шевелюрой и большими веселыми глазами. Между тем в двадцатые и тридцатые годы имя этого одаренного человека часто появлялось на афишах еврейских театральных коллективов в качестве драматурга, режиссера, а иногда и актера.

Моисей (Мойше) Гершензон родился 18 июля 1903 года-более ста лет лет назад в небольшом еврейском местечке Черняхов на Житомирщине. Его детство ничем не отличалось от трудного, несытого детства сверстников. Товарищи любили его за общительность и веселый нрав — мог рассмешить любого.

Едва закончилась гражданская война, он, как и многие ребята из еврейских местечек, полуголодный, с тощей котомкой за спиной, на товарняке подался в Киев, где поступил на высшие еврейские педагогические курсы. Здесь проявился его организаторский талант: вместе с группой одаренных ребят он создал молодежный еврейский театр «Мешулахес» («Наваждение»), став душой этого коллектива.

Театр остро реагировал на все события, высмеивал отсталые нравы и обычаи, рутину, воспевал то новое, что, казалось, несла революция. По существу, это была эстрада, с песнями, танцами. Автором большинства театральных представлений был Миша Гершензон. Он писал песни, частушки, одноактные пьесы, скетчи, был постановщиком, сам выступал на подмостках.

Это было непросто — каждую неделю новый спектакль. Выступали в рабочих клубах, школах, не только в Киеве, но и во многих городах и местечках Украины. Вскоре и театр, и Михаил Гершензон стали популярны, известны, и не удивительно, что когда в Киеве организовался ГОСЕТ, одним из первых туда пригласили Моисея Гершензона.

Он инсценирует еврейских классиков — Шолом-Алейхема, Менделе Мойхер-Сфорима, Ицхака Лейбуша Переца, пишет статью «Каким был бы Тевье-Молочник в наши дни?». Его энергии можно было позавидовать. Талантливый артист и режиссер, он не пропускал ни одной литературной дискуссии, активно участвовал в них, горячо отстаивал свою точку зрения.

А по ночам писал пьесы. Его блестящая инсценировка бессмертной повести Шолом-Алейхема «Мальчик Мотл» пользовалась огромным успехом и была поставлена практически во всех еврейских театрах страны, которых тогда еще было немало. На многих профессиональных и самодеятельных сценах с успехом шли его пьесы «Директор» и «Утиль».

Но вершиной театрального успеха Гершензона была постановка в главном еврейском театре страны — московском ГОСЕТе его пьесы «Гершеле Острополер». Сам факт, что такой требовательный и разборчивый в выборе репертуара великий актер и режиссер, как Михоэлс, остановил свой выбор на этой пьесе, говорит о многом.

Словосочетание «Гершеле Острополер» неизменно вызывает у евреев старшего поколения добрую улыбку. Молодежь, к сожалению, его не знает. Хитрец и мудрец, защитник бедных, всегда веселый и никогда не унывающий — любимый и популярный герой еврейского фольклора.

В день премьеры счастливый автор дал жене лаконичную телеграмму: «Двенадцать раз давали занавес!». (Первое представление «Гершеле» состоялось в 1939 году в киевском ГОСЕТе.)

Несмотря на то, что Гершензон был уже известным драматургом, он все еще не вступал в Союз писателей, считая, что «не дорос». Его буквально заставили, втянули. Скромен он был необычайно.

За год до войны московский еврейский театр приехал на гастроли в Киев. В первый же вечер произошла встреча Михоэлса с Гершензоном. Помня об успехе «Гершеле Острополера», прославленный режиссер спросил, не написал ли автор что-то новое. Гершензон уже давно обдумывал народную комедию «Холмские мудрецы». Режиссера заинтересовал замысел драматурга. На читке первого акта присутствовал сам Михоэлс, талантливейший Зускин, другие актеры. Начало комедии всем понравилось, и уже стали говорить о распределении ролей. Вернувшись в Москву, театр стал активно готовиться к постановке «Мудрецов», были заказаны декорации, приглашен композитор.

Все планы сломала война.

С небольшим чемоданчиком, в котором лежала незаконченная комедия «Холмские мудрецы», Моисей Гершензон попадает в Башкирию, где пишет очерки о героях труда, башкирских нефтяниках, стихи и басни, высмеивающие оккупантов, много выступает перед рабочими и колхозниками, часто бывает в воинских частях.