Григорий Речкалов - В небе Молдавии

- Я вот прикинул... - начштаба протянул командиру график. Посмотрите. А вообще, переговорите с генералом...

- Не поможет, Александр Никандрыч. - Иванов закурил. - Как с погодой?

- Неважную обещают, Виктор Петрович. - Матвеев подал прогноз. - Сейчас вызову синоптика.

Шумно вошли командиры эскадрилий, их заместители, инженер.

- Подходите, товарищи, поближе, - пригласил всех командир.- А то у нас ведь иногда до летчиков не только обстановку на земле, но и задание на вылет вовремя не доводят. О техническом составе и говорить нечего.

Иванов обратил внимание и на другие недостатки и предупредил:

- Немецкая авиация особой активности в эти дни не проявляла. Может, из-за погоды, но, скорее всего, по другим причинам. Они что-то замышляют. Надо быть готовыми ко всяким неожиданностям.

* * *

В этот раз синоптики не обманули. С утра стороной прошумела гроза. За ней низкие, слоеные тучи рассыпались теплым мелким дождем. С небольшими перерывами моросило и весь следующий день. Аэродром изрядно подмок.

Как только выдавались редкие проблески, мы наверстывали упущенное: прикрывали обороняющиеся войска, штурмовали переправы, уничтожали вражескую технику, громили обозы.

В один из таких проблесков наша группа взяла курс на запад. Впереди шло звено Кондратюка, за ним я вел звено истребителей.

Немного выше и в стороне нас прикрывало звено Лени Крейнина. Одним из его ведомых был Борис Комаров.

За Днестром погода ухудшилась. Мелкий бисерный дождь затуманивал козырек кабины, облачность прижимала к земле.

У Кондратешт мы чуть не обстреляли своих. Колонна отступающих взбиралась по раскисшей дороге на вершину холма. Люди двигались беспорядочно, многие разбрелись по обочинам, некоторые подталкивали повозки. Никаких опознавательных знаков для авиации - да им в те дни было, наверное, не до этого.

В стороне кружил под облаками "ПЗЛ-24".

Все это я рассмотрел, пролетая вдоль колонны на малой высоте. В этот момент Кондратюк начал заводить своих летчиков на штурмовку. Я выскочил наперерез ему, отчаянно замахал крыльями, отвлек.

И сразу за высотой, там, где лощина круто поворачивала на северо-запад, мы увидели противника.

Вся лощина кишела мотоциклистами, танками, автомашинами. Нескончаемая колонна солдат тянулась насколько хватало глаз.

"Да, соотношеньице не в пользу отступающих, - подумал я. - Должно быть, "каракатица" наводила их на нашу пехоту. Но где же она?"

Наши "ишачки", однако, уже совершили суд правый: на самой вершине холма, среди спелых хлебов, чадили догорающие останки разведчика.

Вокруг нас внезапно забелели разрывы, точно коробочки хлопка раскрылись. Огненные звездочки, как при автогенной сварке, сыпались и сыпались в нашу сторону.

К гитлеровцам можно было подступиться, только подавив огонь зениток. Кондратюк уже прижался к земле и устремился на голову колонны, отвлекая на себя часть огня. Если смотреть со стороны, это красиво. Три серебристые "чайки" с распластанными крыльями, точно по снегу, стремительно, наперегонки, неслись с вершины горы вниз па желто-зеленым склонам, оставляя за собой облачка снежной пыли - зенитные разрывы.

Мое звено, чуть не по вершинам деревьев, с огромной скоростью приближалось к центру колонны, правее Кондратюка. Зенитки, направленные прямо на нас, ежесекундно извергали смерть. Только бы выдержать, не свернуть от этого роя звездочек, летящих в лицо.

Когда человек идет в атаку под ураганным огнем, время не поддается счету. Его бывает бесконечно много и безумно мало. Мало, вероятно, потому, что любой из тысячи нацеленных в меня снарядов мог стать единственным. А много - оттого, что пока преодолеешь опасное пространство и не схватишься врукопашную, может не хватить сил. Надо было собрать всю волю, чтобы не грохнуться наземь, не задохнуться в беге к этому рубежу, с которого можно нокаутировать врага. Сворачивать в сторону нельзя! Я видел уже батарею в прицеле. В то время, как мозг холодно твердил: "держись твердо, за тобой идут другие", руки автоматически делали свое, а глаза фиксировали их привычные движения на сетке прицела. Вот теперь перекрестие должно подскочить выше... Так! А сейчас с плоскостей сорвутся ракеты. Есть! Почему они так свистят? Теперь вывод, самолет круто задерется вверх... Хорошо. Наконец-то...

Я перевел дыхание и оглянулся на ведомых: Иван Зибин, как привязанный, Сдобников выскочил вперед. Покачал ему крыльями: "перейди вправо". Внизу расплылось черное облако. Огромное скопище машин, танков, людей замешкалось в нерешительности, дорога стала вдруг тесной, и эта масса из плоти и металла разлетелась в разные стороны, круша все, что попадалось на пути.

Кондратюк с хлопцами прибавили жару. Теперь несколько факелов запылало и в голове колонны. Зенитки еще огрызались, но теперь уже Крейнин продолжал их обрабатывать.

Во второй атаке я обнаружил исчезновение реактивных снарядов. Глянул на указатель сброса и не поверил своим глазам: указатель показывал сброс всей серии - восьми снарядов, что категорически запрещалось инструкцией. Быстро перевел взгляд на крылья: обшивка вздулась!

"Что ж, последние, никем не рекомендованные испытания стрельб закончены, - подумал я. - Как же меня угораздило? А жаль, целей много".

После четвертой атаки замолчали и пулеметы. В это время Кондратюк замахал крыльями: конец штурмовки, сбор группы.

Я напоследок глянул в лощину. Черный дым заполнил ее до краев. Что-то рвалось, что-то горело. Ребята поработали неплохо. Эта страшная колонна на какое-то время задержана. Изнемогающие войска могут немного передохнуть, собраться с силами. Взглянул на своих товарищей, и в груди екнуло: недоставало самолетов Гичевского и Комарова. На немой вопрос Зибину: "Не сбиты ли?" Иван знаками показал: "Не знаю".

...Гичевский и Комаров уже ждали нас на стоянке. Паше перебили управление мотором и воздушную систему. Он едва дотянул до аэродрома и с трудом выпустил шасси. Борис же, как он сам объяснил нам, прикрывал Гичевского. Это звучало правдоподобно, но в памяти всплыл разговор с Грачевым, и у меня чуть было не зародилось сомнение. Я тут же отбросил его, узнав, что это Комаров завалил "каракатицу".

Пятого июля румыны форсировали Прут северо-восточнее Хуши и начали наступление на Кишинев. Но мы все еще верили, что и в этот раз остановим врага. С каждым днем бои становились напряженнее. Стало уже привычным вылетать на задание по семь раз в день.

Однажды, во время короткой передышки между вылетами, ко мне подбежал Шульга.

- Слыхал новость? Валька Фигичев только что сел, завалил сразу двух "мессеров"!

О Валентине Фигичеве в эти дни в полку говорили много. Все восхищались его храбростью. За каких-нибудь два-три дня он и его закадычный дружок Леня Дьяченко сбили несколько самолетов. Теперь на счету Фигичева было уже пять стервятников.