Элизабет Хереш - Николай II

При отступлении русская армия потеряла огромное количество вооружения. Эту нехватку было труднее восполнить, чем даже заменить солдат в дивизиях. Во многих боях солдаты сидели в окопах, осыпаемых снарядами, и ждали, пока убьют их товарищей, чтобы забрать у них винтовки. Оставалось также ожидать, пока поступят боеприпасы из союзной Англии. Неудержимо катящаяся на восток волна немецкого наступления подминала под себя русские части, которые разбегались. Снова на устах у немцев крылатая фраза Вильгельма: «Завтрак в Париже, обед в Петербурге».

Боевой дух русских подорван окончательно. Летом 1915 года была уничтожена половина действующей армии. 1 400 000 человек убиты или ранены, 976 000 попали в плен. Мощная немецкая артиллерия сметает русские позиции участок за участком. Русским часто приходится сражаться одними штыками.

5 августа немцы вступают в Варшаву, столицу русской Польши. Это тяжелейший удар для армии, России и царя. Для главного командования вопрос теперь не в том, удерживать ли Варшаву или Польшу, а в том, чтобы спасти остатки русской армии. Подобно Кутузову сто лет назад, Николай Николаевич решается на общее отступление, чтобы сохранить армию [76] Кутузов в 1812 г. не принимал решения об отступлении русской армии от границы до Москвы — это решили царь Александр I и военный министр Барклай де Толли, а Кутузов прибыл к армии, когда отступление уже заканчивалось. (Прим. перев.) .

Известие о падении Варшавы застает Николая в Царском Селе. «Царь был бледен как мел и у него дрожали руки, когда он принес телеграмму царице, — вспоминает Вырубова. — Он был подавлен болью и унижением. «Так больше не может продолжаться», — неуверенно произнес он».

В середине 1915 года военного министра Сухомлинова сменил Поливанов. Теперь важнейшим вопросом стало вооружение и снабжение армии. Николай созывает Особое совещание но обороне с участием министров, представителей Государственного совета и Государственной думы [77] Особых совещаний было 5 — по обороне, по обесценению топливом, по перевозкам, по продовольственному делу, по устройству беженцев. Решения принимались соответствующими министрами, а представители палат парламента и общественных организаций обладали лишь правом совещательного голоса. (Прим. перев.) . Он сам является на заседание и обращается к собравшимся с призывом к совместной работе и разрешению неотложных проблем войны.

Наконец, он решает терзавшую его дилемму: поскольку столица слишком далека от фронта, он сам примет на себя верховное главнокомандование. Сейчас, когда армия доведена до крайности, Николай считает своим долгом быть с ней, самому видеть положение и принимать меры к его исправлению.

Почти все министры возражали против этого решения. Основной аргумент: отождествление царя с успехами, а в равной мере и с неудачами армии может в конечном счете породить угрозу для династии. Кроме того, постоянное отсутствие главы государства создаст затруднения для правительства.

Николай выслушивает речи членов кабинета. Одно выступление пессимистичнее другого. Покрывшись испариной, царь, наконец, поднимается и произносит: «Благодарю вас, господа. Утром я отъезжаю в Ставку».

Оставалось еще отправить в отставку верховного главнокомандующего, дядю царя великого князя Николая Николаевича. Это деликатная задача для племянника, который относится к дяде с большим уважением. Чтобы не расстраивать родственника, Николай направляет ему письмо, в котором объявляет об отставке великого князя и одновременно делает ловкий дипломатический ход:

«Ваше Императорское Высочество!

С начала войны политические соображения препятствовали мне в моем желании возглавить свою армию. Поэтому я доверил Вам верховное главнокомандование всеми российскими сухопутными и морскими силами.

В глазах всей России в ходе войны Ваше Императорское Высочество проявляли непреклонное мужество, которым в глазах моих и всех русских завоевали глубочайшее доверие и с которым были связаны величайшие надежды, связывающие Ваше имя с моментами крупнейших военных успехов. Теперь, когда враг вторгся глубоко в пределы моей державы, возложенный на меня Богом долг перед Отечеством состоит в том, чтобы я принял верховное командование вооруженными силами на себя, делил бремя войны со своей армией и помогал ей защищать землю русскую от нашествия врага.

Пути Провидения непостижимы, однако мой долг и собственная воля подкрепляют меня в решимости, порожденной заботой об общем благе.

Вражеское вторжение, которое на Западном фронте с каждым днем распространяется все дальше, требует В' первую очередь как можно большего сосредоточения всей гражданской и военной власти, единства командования в ходе войны и, наконец, оживления деятельности всех государственных служб. Однако все эти обязанности отвлекают наше внимание от Южного фронта, и в этих обстоятельствах я испытываю необходимость в Вашем совете и Вашей помощи на этом фронте. Поэтому назначаю Вас главнокомандующим доблестными войсками Кавказской армии.

От себя и от всей страны выражаю Вашему Императорскому Высочеству глубочайшую благодарность за Вашу службу в годы войны.

Николай Николаевич испытывает облегчение. Как и союзные Англия и Франция, которые уже опасались, что царь захочет выйти из войны, они ожидают — как оказалось, правильно, — что с принятием царем верховного командования положение улучшится. Для немцев смена командования означает признание катастрофы и, следовательно, триумф. «Ведь великий князь был действительно великим солдатом и стратегом», — вынужден был позднее признать генерал Людендорф. Русские солдаты жалеют о смещении популярного главнокомандующего.

Зато его удалением довольна царица. Любимый в армии дядя царя давно уже стал для нее бельмом в глазу, к тому же он открыто презирает Распутина. Не он ли на телеграмму с просьбой допустить Распутина в Ставку ответил: «Пусть приезжает, но его тут же повесят»?

23 августа (5 сентября) 1915 года Николай обнародует свое решение:

«Высочайший приказ по армии и флоту.

С сегодняшнего дня мы принимаем верховное командование всеми сухопутными и морскими силами, которые находятся на театре военных действий.

С твердой верой в милость Божью и непоколебимой уверенностью в конечной победе считаем мы нашим священным долгом крепить оборону Отечества и беречь землю русскую от бесчестия.

Императорская Ставка, 23 августа 1915 года.

Это решение, возможно, укрепило чувства долга и добавило надежды, но никак не оптимизма. Это видно хотя бы из слов, сказанных Николаем Палеологу перед отъездом из Петербурга: