Е. Готтендорф - Герман Геринг

Удар был нанесен, он оказался ужасающим, но англичане нашли, чем ответить. Маршал Даудинг подтянул резервы с аэродромов, остававшихся вне досягаемости люфтваффе, и собрал новый флот в количестве 360 истребителей. 17 сентября Гитлер объявил об отсрочке операции вторжения «Морской лев» на неопределенный период. Во второй половине сентября погода начала портиться, и германская авиация стала нести тяжелые потери. Так, бесславно для Геринга, закончилась «Битва за Англию». В период с августа по октябрь 1940 г. немцы потеряли 1103 самолета, а англичане — 642. Воздушные бои показали превосходство английской авиации.

В «Битве за Англию» отчетливо выявились два важнейших недостатка люфтваффе: отсутствие четырехмоторных бомбардировщиков, способных решать стратегические задачи, и неспособность вести длительные напряженные боевые действия. Тем не менее немецкие налеты продолжались, хотя Геринг изменил тактику: днем действовали небольшие соединения бомбардировщиков «Ю-88» и истребителей-штурмовиков «Ме-109», а по ночам вылетали на бомбежку главные силы. Но уже всем стало ясно, что люфтваффе не смогли добиться главной цели, объявленной Герингом, то есть завоевать господство в воздухе, и это было не чем иным, как поражением, подобным понесенному армией кайзера в 1914 г. в битве на Марне, изменившей ход войны.

24 сентября 1940 г. германский летчик Галланд (известный ас, сбивший в боях над Англией 40 самолетов противника) был вызван в Берлин, к Гитлеру, вручившему ему в рейхсканцелярии «Дубовые листья к Рыцарскому кресту» — высокую награду, которую до него (из всех военнослужащих вермахта) получили только двое: Дитль (командующий горноегерской армией, действовавшей в Заполярье) и Мельдерс (летчик-истребитель люфтваффе). «Я не стал скрывать своего восхищения противником, с которым мы столкнулись в «Битве за Англию» — вспоминал Галланд. — Фюрер, слушая меня, кивал, соглашаясь, и сказал, что мой рассказ подтверждает его собственное мнение, и что он глубоко уважает англо-саксонскую расу. «Остается только пожалеть, — сказал он, — что, несмотря на благоприятное начало, нам не удалось сблизить английский и немецкий народы!» (Что за «благоприятное начало» имел в виду фюрер? Битву за Англию? В таком случае англичане поняли, какой «благоприятный конец» им был уготован, а потому и не пошли на дальнейшее «сближение».)

Из Берлина Галланд перелетел в Восточную Пруссию и 26 сентября 1940 г. встретился с Герингом, обосновавшимся в Роминтенской пустоши. Там у него была резиденция главного государственного лесничего — большой дом, сложенный из толстых бревен и накрытый соломой. «Он вышел мне навстречу, одетый в замшевую зеленую безрукавку и белую шелковую рубаху с широкими рукавами; на ногах у него были высокие кожаные охотничьи сапоги, а на поясе, обвивавшем могучую талию, — большой охотничий кинжал, похожий на саблю. Он пребывал в прекрасном расположении духа. Похоже было, что все недавние волнения, пережитые им во время «Битвы за Англию», слетели с него, как пух, не оставив следа. Стоял сезон охоты, и с вересковой пустоши доносился трубный рев оленей, призывавших самку. Геринг меня поздравил и сказал, что у него есть для меня почетный подарок: он разрешил мне подстрелить одного из королевских оленей, состоявших у него на особом учете. Это были его личные олени, принадлежавшие ему как «рейхсегермейстеру», он их всех знал по именам и ухаживал за ними. «Можешь не спешить на фронт, — сказал он мне, — я сообщил Мельдерсу, что ты пробудешь здесь не меньше трех дней».

На следующее утро, в 10 часов, я подстрелил своего оленя, но Геринг, как и обещал, оставил меня у себя, переговорив с Мельдерсом. В середине дня ему принесли рапорт о действиях 2-го и 3-го флотов за прошедший день; новости оказались неутешительными, сказать по правде — просто ужасными: потери, понесенные во время очередного налета на Лондон, были как никогда высокими. Геринг тяжело задумался: он никак не мог понять, в чем причина таких высоких потерь среди бомбардировщиков. Я попытался, как мог, объяснить ему, что хотя английские истребители и несут от нас урон, но их количество не уменьшается и их боеспособность не падает».

В начале октября Геринг приказал прекратить все дневные налеты на Англию и вылетать на бомбежки только по ночам. Тем самым он признал свое поражение. После этого он явно утратил интерес к войне, в том числе и к той, что Гитлер затевал на Востоке. Война требовала все больше самолетов, но их не хватало. Выпуск «Ю-88» понизился, упало и производство истребителей. Чтобы возобновить дневные налеты на Англию (которые планировались на весну 1941 г.), требовалось собрать флот из 1000 бомбардировщиков дальнего действия. Это были усовершенствованные двухмоторные «Ме-110» и новый «Ме-210», запущенный в серию Удетом без летных испытаний. Подобная поспешность оказалась грубой ошибкой: самолеты так часто ломались, что их выпуск пришлось остановить. Геринг потребовал от Удета разобраться в причинах неудач и наладить работу, но Удет был не силен в технике и стал в тупик — такая задача была ему просто не по способностям. Только Мильх работал уверенно и спокойно: он руководил программой строительства бомбоубежищ. Геринг недоумевал: зачем расходовать средства на строительство, не лучше ли направить их на расширение авиазаводов, но Гитлер ответил: «Нет, до победы над Советским Союзом этого делать нельзя!»

Геринг стал задумываться о том, стоит ли воевать с Россией. Битва за Англию кое-чему его научила, он убедился, что блицкриг не всегда бывает успешным. Однажды, в августе 1940 г., он собрался с духом и три часа провел у Гитлера, убеждая его не ввязываться в войну на два фронта, но фюрер был неумолим. Ну что было делать: приходилось мириться с неизбежным и заботиться о выпуске самолетов, которых требовалось все больше. Приходилось также укреплять противовоздушную оборону Берлина, так как англичане усиливали свои налеты.

В октябре Геринг поехал в Париж и там, в промежутках между работой в штабе люфтваффе, ходил в Лувр, присматриваясь к картинам, и на аукционы. Ему досталась богатая добыча. В то время картины, конфискованные нацистами у евреев, начали продавать с торгов, «чтобы пополнить бюджет НСДАП, потратившей много денег на антиеврейскую пропаганду» (как объяснил фюрер). Для (?ринга настало золотое время: он забирал все, что ему нравилось, не считаясь с затратами, потому что платил «оккупационными франками», которых для него могли напечатать сколько угодно. Дело портило лишь появление конкурентов из среды нацистских вождей, понявших прибыльность «увлечения искусством». Самым опасным соперником оказался не кто иной, как фюрер, на которого работали лучшие эксперты Германии, скупая для него все самое ценное, чтобы пополнять (этим занимался, например, доктор Поссе, директор художественного музея в Дрездене) «фонд Гитлера» для будущего «Центра искусств» в Линце. Геринг хвастал, что ему нередко удавалось обойти своих умудренных опытом соперников с профессорскими степенями, выхватывая у них из-под носа какую-либо бесценную вещь, которую они не умели вовремя распознать.