Е. Готтендорф - Герман Геринг

Приближался день суда, и Геринг принял несколько важных решений. Во-первых, он решил придерживаться диеты, чтобы получше выглядеть в глазах публики на суде. Далее, следуя своему правилу «идти напролом», он пообещал себе, что не будет отказываться от ответственности за все то, что совершил; этим он сильно отличался от большинства узников, коротавших свои дни в «жестянке».

В его положении, впрочем, заключалась определенная ирония: всю жизнь он дожидался того дня, когда его назовут «персоной № 1», и вот дождался: он должен был предстать перед судом в качестве «обвиняемого № 1». Фюрер и здесь умудрился его перехитрить и подставить: никто не мог представить себе Гитлера сидящим на скамье подсудимых международного трибунала; он уступил эту честь своему «преемнику», и теперь Герингу приходилось отвечать за все, что произошло в годы их пребывания у власти.

В сентябре 1945 г. Геринга перевезли в Нюрнберг и поместили в тюрьму при местном Дворце правосудия. Директором тюрьмы был полковник американской армии Эндрюс, строго следивший за соблюдением всех порядков во вверенном ему заведении. Здесь Геринг опять встретил много прежних знакомых, среди которых был и Шпеер, который вспоминал: «Геринга поместили в камеру, располагавшуюся напротив нашей. Когда дверь за ним захлопнулась, он выглянул в окошко, прорезанное в двери, ошеломленно покачал головой, а потом принялся ходить по камере из угла в угол».

Последние месяцы своей жизни Геринг провел в камере одиночного заключения нюрнбергской тюрьмы и в зале судебных заседаний. Сначала ему было разрешено обедать за одним столом вместе с двадцатью другими заключенными, но потом полковник Эндрюс приказал кормить его отдельно, чтобы пресечь его влияние на своих товарищей по несчастью. Один раз в день его выводили в тюремный двор на зарядку. И ему также позволяли вести долгие совещания со своим адвокатом доктором Штаммером и помощником адвоката Вернером Броссом, знакомиться с документами, на которых стояла его подпись, и подбирать материалы, относящиеся к периодам его взлета и падения. Ему разрешалось отправлять и получать письма (многие из которых содержали просьбу поставить автограф на открытке, запечатлевшей рейхсмаршала в лучшие годы его славы). Ему уже перевалило за 53, но он, как ни странно, выглядел моложе. Его знакомые, оказавшиеся в тюрьме вместе с ним, говорили, что он напоминает им того Геринга, которого они знали в 1933 г. Когда тюремный психолог американец доктор Гилберт провел определение «коэффициента умственных способностей» подсудимых, оказалось, что Геринг занял среди них третье место, набрав 138 баллов и уступив только Ялмару Шахту, президенту Рейхсбанка, набравшему 143 балла — все-таки фюрер умел правильно подбирать кадры! — и Артуру Зейс-Инкварту, рейхскомиссару Нидерландов (141 балл). Геринг был очень доволен полученной оценкой, а главное — тем, что «это ничтожество Риббентроп» занял только десятое место, набрав 129 баллов.

На скамье подсудимых Международного трибунала находился всего 21 человек. Сначала их было 22, но доктор Роберт Лей, глава Трудового фронта, повесился в камере до начала процесса, изготовив петлю из разорванного на полосы полотенца и привязав ее к канализационной трубе. Группу подсудимых возглавлял Геринг, похудевший килограммов на тридцать, в сравнении с тем, каким он был до начала процесса. «Он был одет в поношенную форму люфтваффе без знаков различия, — вспоминал У. Ширер, — и занимал на скамье подсудимых первое место — что свидетельствовало о запоздалом признании его первенства в нацистской иерархии после смерти Гитлера. Рядом с ним сидел «человек номер три» — Рудольф Гесс, изнуренный переживаниями и сломленный, с глубоко запавшими глазами и отсутствующим взглядом, затем — Риббентроп, утративший свою наглость и напыщенность, побледневший и согнувшийся, потом — Кейтель, растерявший все самодовольство, Розенберг — путаник, наконец-то возвращенный к действительности последними событиями, Юлиус Штрайхер — ярый антисемит, садист, обожавший порнографию, лысый и дряхлый старик, сильно потевший и злобно ворчавший на судей («Они все — проклятые евреи!» — говорил он охранникам.). Там был и Фриц Заукель, босс подневольного труда, его маленькие глазки-щелочки придавали ему сходство со свиньей. Он нервничал и раскачивался на скамье из стороны в сторону. Рядом с ним сидел Бальдур фон Ширах, первый предводитель гитлеровской молодежи, больше американец, чем немец: он был похож на раскаявшегося студента, выгнанного из колледжа за хулиганство. Еще там был Вальтер Функ — ничтожество с плутоватыми глазками, бывший министр экономики, сменивший в свое время Шахта; и сам доктор Шахт, просидевший последние месяцы (по распоряжению фюрера) в концлагере и теперь негодовавший на союзников и страшившийся казни. Франц фон Папен, более чем кто другой ответственный за приход Гитлера к власти, тоже оказался в числе обвиняемых; он сильно постарел, а на его сморщенном, как печеное яблоко, лице застыло выражение старой опытной лисы, не раз ускользавшей из западни. Нейрат, первый министр иностранных дел в правительстве Гитлера, представитель старой школы, не отличавшийся щепетильностью в вопросах морали, казался полностью сломленным. Только Шпеер производил впечатление порядочного человека, наиболее откровенного из всех; он давал честные показания и не пытался снять с себя ответственность за совершенное. Рядом с ним сидел Зейс-Инкварт, сдавший Австрию немцам во время «аншлюса», потом — генерал Йодль и два гросс-адмирала — Редер и Дениц, преемник фюрера (он был одет в спецодежду и сильно походил на подмастерье сапожника). Еще там был Кальтенбруннер, кровавый преемник Гейдриха-вешателя, отрицавший за собой всякую вину, и Ганс Франк, нацистский инквизитор Польши, признавший (частично) свою вину и покаявшийся в грехах; затем — Фрик — совершенно бесцветная личность, и наконец, Ганс Фриче, радиокомментатор, сделавший карьеру благодаря тому, что его голос напоминал голос Геббельса; никто из присутствовавших на суде, включая и самого Фриче, не мог понять, почему он, будучи столь мелкой сошкой, затесался в эту группу «крупных акул» — и его оправдали».

Английский юрист Норман Биркетт, заместитель главного судьи, заметил: «Геринг проявил на суде такой ум и находчивость, каких от него никто не ожидал. Он обнаружил обширные познания и полное понимание всех документов, изученных им со всей тщательностью. Он прекрасно разбирался во всех вопросах, быстро понял ситуацию и выступал уверенно, сохраняя самообладание».