Яков Павлов - В Сталинграде

Вступили в разговор узбек Тургунов, татарин Рамазанов, приглашая друзей к себе… Все мы стали за это время побратимами, близкими и дорогими друг другу. Многие из тех, кто встречал этот праздник в Сталинграде, отдали свою жизнь за Родину, которую любили глубокой, невыразимой любовью. Дорогие, замечательные люди!..

Воспрянули мы духом и еще упорнее отражали гитлеровские атаки, когда к нам из батальона доставили газету с докладом товарища Сталина 6 ноября 1942 года.

— Будет и на нашей улице праздник! — повторяли мы исторические слова вождя. Они ободряли нас в часы самых страшных вражеских обстрелов и атак, и по-прежнему неприступен был для гитлеровцев наш дом на площади 9 января.

В то время наш дом уже служил ориентиром на картах и именовался «Домом Павлова». Это название закрепилось за ним с первого дня, как мы захватили его. Первым так назвал его прибежавший с донесением санинструктор Калинин. Потом уже полковник Елин, интересуясь положением, звонил в батальон и спрашивал:

— Ну, как там «Дом Павлова»?

С тех пор наш дом под таким названием фигурировал и в сводках. Позже я узнал, что в «Правде» был напечатан очерк про наш гарнизон, и он тоже назывался «Дом Павлова».

Я об этом не знал и когда сам услышал это название, то не сразу догадался, что речь шла о нашем доме. А название это закрепилось и живет по сей день. Но солдатская честь моя требует сказать, что этот дом был не только домом Павлова, но и домом Александрова, Черноголова, Глущенко, Сукбы, Степаношвили и всего нашего гарнизона, который, не щадя жизни, выполнял приказ командования и стоял насмерть на своей позиции.

В послепраздничные дни мы жили предчувствием великих перемен. С первых же дней, когда наша дивизия высадилась на сталинградском берегу, у всех нас не было сомнений, что Сталинград никогда не будет взят гитлеровцами. Наши гвардейцы говорили: «За Волгой для нас земли нет!» И сколько бы металла и свинца ни обрушивал на нас враг, ему не удавалось сломить непоколебимого духа сталинградцев.

Враги были от нашего дома так близко, что мы в часы затишья слышали звуки их патефона, доносившиеся из ближайшего дома. Иногда какой-нибудь фашистский головорез, хлебнув для храбрости шнапсу, кричал нам на ломаном русском языке:

— Эй, ви! Скоро ми вас утопляйт в Волге…

— Врешь! — кричал кто-нибудь из наших. — Гвардейцы и в огне не горят, и в воде не тонут!

— А ну, ребята, — обращался я к бойцам, — дадим туда [24] огоньку, да такого, чтобы навек запомнил этот фашист нашу песенку: «Где эта улица, где этот дом…»

И вот, наконец, дождались мы того ноябрьского утра, когда с небывалой, потрясающей силой загрохотала наша артиллерия. Тысячи стволов извергали огонь и смерть на вражеские позиции. Такого мощного гула нам не доводилось слышать за все время сталинградской обороны.

Свободные от дежурства на постах солдаты нашего гарнизона по полуразрушенным лестницам взбирались на чердак.

— Ну, солдаты, мабуть, начался и на нашей вулице праздничек! — радостно воскликнул Сабгайда. — Ну и дают же фашистам жару, ну и дают! Ну ище, да покрипше, да пожарчей! — восклицал он, словно могли его услышать наши пушкари за Волгой.

Величественный гул наших орудий, грозное пенье сотен «Катюш» так взбудоражили нас, что мы, осмелев, поднялись на чердаке нашего дома во весь рост. Враги не могли нас ни видеть и все же, точно оцепенев от неожиданности нашего наступления, они первое время безмолвствовали.

А нам хорошо был виден левый берег Волги. Здесь, куда ни глянь, сплошной стеной стоял дым, ежесекундно прорезаемый тысячами багровых молний. Сердце радостно билось при виде этого мощного шквала огня. Густые облака дыма и пыли окутали вражеские позиции.

Я из предосторожности приказал всем снова спуститься в подвал и усилил наблюдение. Когда смолкли орудия на левом берегу Волги, мы взволнованно слушали, как где-то вдали от города в нескольких местах глухо рокотала артиллерия.

— Значит, наши наступают на широком фронте, — сказал я своим друзьям. — Может быть, и мы скоро попрощаемся с нашим домом…

Каждый из нас был уверен, что если наступление под Сталинградом началось, то не сегодня-завтра и мы пойдем на гитлеровцев. Уже более пятидесяти дней и ночей наш гарнизон оборонял дом. Мы пережили сотни артиллерийских обстрелов, бомбежек и атак. По сути дела все эти 58 суток мы так и не выходили из боя. Но каждый из нас мечтал о другом бое — пойти вперед, в наступление…

В течение 19 ноября к нам приходил политрук три раза. Собрав людей, он сделал сообщение, глубоко взволновавшее нас.

— Товарищи! Ваша служба не пропала даром. Покуда мы здесь, обороняя Сталинград, сковывали и изматывали отборные вражеские дивизии, наше командование по приказу товарища [25] Сталина смогло здесь же, вблизи Сталинграда, сосредоточить мощные резервы. Сегодня утром наши войска севернее и южнее Сталинграда перешли в наступление. На обоих направлениях они прорвали вражескую оборону, и в прорыв устремились наши танкисты…

Когда немного стих взрыв радостных восклицаний, пулеметчик Воронов спросил:

— Товарищ политрук! А когда мы тоже вперед пойдем?

— Будет приказ, товарищи, и мы пойдем вперед. Непременно пойдем!..

Ночью по телефону нам сообщили из роты о том, что наши войска южнее и севернее Сталинграда успешно продолжают наступление.

— И мы постараемся поддать врагу побольше жару! — заявил я от имени гарнизона нашего дома. И хотя назавтра он обрушился на наши позиции страшным огнем, настроение у нас было праздничным. Все мы чувствовали себя теперь во много раз сильнее и знали, что гитлеровцам в Сталинграде — конец.

Мы все время интересовались, как идет наступление. И когда политрук пришел к нам снова и сообщил радостное известие, что наши войска, врезавшиеся двумя громадными клиньями в позиции врага, соединились в Калаче, что огромная вражеская армия под Сталинградом окружена и взята в стальные клещи наших войск, у нас был особенно радостный день. Мы обнимали, поздравляли друг друга.

Скоро наступил и наш черед пойти вперед. В ночь на 25 ноября нам стало известно, что будем наступать.

Утром, после артиллерийской подготовки, мы покинули наш дорогой израненный дом и поползли по площади вперед. Нам приказали выбить гитлеровцев из дома, стоявшего неподалеку. В наступление пошли уже в рядах нашей родной седьмой роты: после двухмесячного перерыва мы снова соединились с ней.

Позади остались минные поля. Еще несколько мгновений — и мы блокируем дом. Солдаты врываются в здание. Бой кипит в лестничных пролетах. С улицы в окна летят гранаты. В этот миг меня что-то ударило в ногу. Невыносимая боль обожгла все тело. Я упал недалеко от дома. Собрав последние силы, подполз вплотную к его стене. Здесь сознание покинуло меня…