Артем Рудаков - Лаки Лючано: последний Великий Дон

— Успокойтесь, синьор Пуццоли, успокойтесь, — ответил адвокат, — пока что все законно. Они имеют право задавать вам такого рода вопросы.

— Как я могу быть спокойным! О, господи…

— Господин директор, — перебил его причитания следователь, — сейчас мы в присутствии вашего адвоката проведем очную ставку со старшим лаборатории по производству наркотиков. Он дал показания, что именно вы, лично, предоставили ему помещение.

— Это ложь! — взвизгнул Пуццоли.

— Аналогичные показания, — невозмутимо продолжал следователь, — получены от охранника склада номер четыре, в котором хранились реактивы. Имеются показания и других свидетелей. Пожалуйста, читайте.

Ознакомившись с содержанием протоколов, директор побледнел. Адвокат прочел и озабоченно покачал головой:

— Итак, синьор Пуццоли, вы находитесь перед выбором — либо провести остаток жизни в тюрьме, либо облегчить свою участь путем чистосердечного признания.

Пуццоли схватился за сердце:

— Я плохо себя чувствую. Я не могу говорить. Капоретти, заявите, что я болен! Мне плохо.

— Сейчас мы проведем судебно-медицинскую экспертизу на предмет выяснения истинного состояния вашего здоровья, — безжалостно засмеялся следователь, — но если вы симулируете, вам придется отвечать за дачу ложных показаний. Это помимо торговли наркотиками.

— Протестую, — заявил адвокат, — мой клиент имеет право на медицинскую помощь. Я требую прекратить допрос и отправить синьора Пуццоли в больницу.

— Конечно, конечно. Я не возражаю. Только в клинике его заодно осмотрят и наши полицейские врачи. Надеюсь, синьор адвокат, вы не усматриваете в этом нарушение закона?

Прижатый к стене, Пуццоли согласился говорить и назвал имя Лаки Лючано. Подобным образом удалось «расколоть» остальных директоров.

Щербатый Петрелли был арестован в публичном доме. Карабинеры не удержались от улыбок, когда застали его в номере без штанов. Можно сказать, что «старина Дом» в свои пятьдесят с лишним лет был полон сил и молодого задора. К известию о своем аресте он отнесся совершенно спокойно, так как его арестовывали более шестидесяти раз. Не теряя чувства юмора, он попросил карабинеров:

— Слушайте, ребята, может, подождете за дверью пять минут, а? Мне тут надо срочно закончить одно дело.

Щербатый подмигнул и шлепнул по заднице лежавшую рядом с ним недовольную проститутку. Карабинеры засмеялись, но руководивший группой лейтенант пригрозил:

— Даю тебе пятнадцать секунд на сборы. Если за это время не оденешься, потащим тебя через весь город голозадым.

Ворча, Петрелли стал натягивать свой костюм:

— Жлобы… Чертовы легаши… Везде одинаково тупые, в любой стране. Человеку в тюрьму идти, когда еще девочку придется пощупать — это понимать надо!

На допросах Щербатый все отрицал. Когда его придавили показаниями двадцати свидетелей, он сломался и предложил свои услуги в качестве осведомителя.

— Я знаю много пушеров по обе стороны океана, — рассказывал Петрелли, — они меня тоже знают и верят мне. Я могу спокойно подойти к ним с магнитофоном в кармане и записать любой интересующий вас разговор. Сообщите обо мне в Америку, мистеру Анслингеру. Мы с ним старые друзья. Думаю, он захочет иметь со мной дело.

Но едва следователи начинали задавать вопросы насчет Лаки Лючано, как Щербатый моментально замыкался в себе. Его показания позволили вскрыть сеть розничных торговцев, но вытянуть из него имя организатора героиновой аферы не удалось. До особого распоряжения Петрелли заперли в специальную тюрьму для «расколовшихся», которую преступный мир именовал «крысятником».

Опираясь на показания трех директоров, итальянские власти сделали попытку привлечь Лаки Лючано к ответственности за организацию особо опасного преступного предприятия. Но взять его было не так-то просто. Лаки внес залог в размере двухсот миллионов лир и до суда вернулся в свою комфортабельную квартиру на виа Тассо. Он нанял одного из самых дорогостоящих адвокатов в Италии, но, кроме законных, прибегнул и к другим методам защиты.

Перед началом процесса в свидетельскую комнату вошел неизвестный полицейский.

— Слушайте меня внимательно, крысы, — процедил он, буравя свидетелей глазами, — я передаю вам слова синьора Луканиа. На процессе вы должны держать свои пасти на крепком замке, тогда ваши жены и дети останутся живы.

Ошеломленные свидетели молчали. Только Пуццоли нашел в себе силы спросить:

— Наши семьи… Где они? Скажите, сеньор, умоляю, что с ними?

— Они в надежном месте. С ними ничего не случится, если вы окажете небольшую услугу синьору Луканиа, — полицейский злобно усмехнулся, — только не надо делать вид, что вы не знали простую истину: нельзя безнаказанно клеветать на такого уважаемого человека. Я предупредил. Решайте.

Это был безошибочный ход. На юге Италии, как нигде в мире, почитается культ СЕМЬИ. Кровные, родственные узы возведены в ранг священных. Любой мужчина, не задумываясь, пойдет на все, лишь бы отвести угрозу от своих родных и близких.

Никто не мог понять, почему свидетели обвинения внезапно замолчали. Разгром довершил профессиональный адвокат:

— Господин судья, я прошу вас вспомнить известкую притчу о великом арабском поэте Хафизе, которой более девятисот лет. Веселый бродяга и эпикуреец Хафиз был избит толпой на багдадском базаре за насмешливый отзыв о собственных же стихах. «О мое славное имя! — воскликнул он. — Раньше ты принадлежало мне, но теперь, наоборот, я принадлежу тебе. Меня избили во имя несравненного Хафиза, теперь не хватает только, чтобы во имя Хафиза меня повесили!» Нечто подобное произошло сегодня с синьором Луканиа, которого я имею честь защищать. Вокруг его имени создано необычайно стойкое предубеждение, хотя в ходе разбирательства дела суду не было предъявлено ни единого доказательства причастности моего подзащитного к торговле наркотиками. Синьор Луканиа сполна заплатил по счету, предъявленному правосудием Соединенных Штатов. Он ведет добропорядочный образ жизни и не участвует ни в каких незаконных деяниях. Для меня остается загадкой причина, по которой правоохранительные органы продолжают преследовать синьора Луканиа и фабриковать против него уголовные дела. Однако предвзятое мнение блюстителей порядка не имеет значения для разбирательского дела. Суд прежде всего интересуют факты, а они отсутствуют. Ваша честь, я требую оправдания моего подзащитного, поскольку его действия не содержат состава преступления!

Лаки вышел из зала суда свободным человеком. Но свидетели, провалившие процесс, так легко не отделались. Напрасно они молили прокурора о снисхождении и оправдывали свое молчание нависшей над их семьями опасностью.