Роман Днепровский - Мемуары

Каждый наш поход в лес за шишками сопровождался непременной традицией - кидаться друг в дружку этими самыми шишками. В этом виновата классическая литература: дело в том, что тогда, в детстве, моей любимой книгой была "Винни-Пух и Все-Все-Все". К десяти годам я перечитал её уже на сто рядов и знал практически наизусть - и пересказывал сестрёнке целые главы. А там, если кто помнит, тоже был эпизод, в котором Кенга отправила Тигру и Крошку Ру собирать шишки - а они, вместо этого, устроили под Шестью Соснами целую баталию... Вот и сестрёнке казалось, что мы с ней - те самые Крошка Ру и Тигра из книжки. Её, правда, очень огорчало, что ни в дачном посёлке, ни в лесу нет речки - а соответственно, нет и моста, на котором можно было бы играть в любимую игру Винни-Пуха - в Пустяки...

Ничего. Зато в дачном посёлке было (и до сих пор есть) другое место, вызывающее аллюзию с книжкой Милна-Заходера - Шесть Сосен.

Вообще-то, их не шесть, а пять. Но, видимо, не одни мы в детстве читали эту сказку, потому что за этим местом на берегу залива прочно закрепилось название "Шесть Сосен". Когда-то между соснами лежала, перевёрнутая кверху дном, большая старая деревянная лодка. Лодка давно сгнила, не годилась ни для какого плавания, и дачники использовали её в качестве скамейки. Потом лодку извели на дрова.Когда моя бабушка, в очередной раз, во время прогулки к заливу, не обнаружила лодки на привычном месте, она принялась как-то беззлобно ругать деда:

- Ну вот! Двадцать лет я говорила тебе, чтобы ты убрал лодку отсюда - а теперь вот её сожгли! На худой конец, ты мог бы её продать - тогда, в шестьдесят втором ведь Канторович хотел у тебя её купить - а теперь вот ни лодки, ни денег!...

- Конечно же! - отшучивался дед, - ты будто Канторовича не знаешь! За те деньги, что он за неё предлагал, и бутылку хорошего коньяка нельзя было купить!... Это же Канторович!...

Так я узнал, что старая деревянная лодка, под которой мы с друзьями так любили прятаться, принадлежала, оказывается, нашей семье! Если бы я только знал об этом тогда!... Лодка была одной из достопримечательностей посёлка, и личная сопричастность к этой достопримечательности, безусловно, повысила бы мою детскую самооценку. А так... Да что говорить...

Перестраивать дачу дед затеял, едва вышел на пенсию в 1982 году. В одно прекрасное летнее утро на участке появились штабеля бруса и досок, шифера, вагонки, кирпича, половой рейки... Момента, когда всё это завезли и разложили по всему участку, я не помню - просто, в один прекрасный момент всё это оказалось разложенным в самых неподходящих местах - на месте бывших грядок с редиской-морковкой.

И строительство зажило своей жизнью: дед не хотел, к большому же неудовольствию бабушки, привлекать к строительству посторонних - у него были свои идеи и задумки, а, кроме того, он полагал, что строительство не займёт слишком много времени - максимум, два года, не более... Но случилось иначе: уже в самом начале строительства, на нулевом цикле, дед надорвался.

Произошло это так. Вместе с зятьями дед ставил фундамент будущего дома: на вкопанные в землю пропитанные гудроном лиственичные столбы они укладывали периметр лафета - тяжеленных лиственичных брёвен со срезанной с двух сторон кромкой. Вечером, когда работа была закончена и все, наконец, сели за стол (с непременным - тем самым! - самоваром), дед вдруг стал жаловаться на боль в глазах и на то, что ему, как будто, стало темно. С этого всё и началось: за неполных два года дед, здоровый и не старый ещё мужчина, полностью ослеп на левый глаз, а потеря зрения правого глаза, как сказали врачи, составила 75 процентов. В дальнейшем же, зрение у деда только ухудшалось, и уже к концу восьмидесятых он почти полностью ослеп. Не помогли и поездки в Москву в клинику Филатова, в центр микрохирургии глаза профессора Фёдорова - у деда шёл процесс пузырчатого отслоения сетчатки, а это не лечится...

До сих пор потерю дедом зрения я воспринимаю, как свою личную трагедию: в свои шестьдесят два года дед потерял всё, что прежде так любил - книги, рыбалку, грибную "охоту", живопись (дед неплохо писал маслом и рисовал), автомобиль, на котором мы с ним мечтали путешествовать по окрестностям...

Тем не менее, за два года основной объём дачного строительства был выполнен: сложен сруб первого этажа, построен и подведён под крышу второй этаж дома. Дело было за верандой и печью. И здесь дед удивил всех: заявил, что печь и камин он будет выкладывать сам. И вот, всю зиму я читал деду вслух - наверное, на двадцать раз прочёл! - книгу "Кладка печей своими руками, а потом из досок напилил деду кубики, служившие ему уменьшенной масштабной копией кирпичей, и целыми днями дед тренировался: выкладывал из этих кубиков ряды печной кладки, ряд за рядом. Запоминал порядок укладывания, с тем, чтобы, в прямом смысле слова, вслепую класть летом настоящие кирпичи.

Печь и камин были сложены за один сезон. "Ты будешь работать моими глазами", - говорил мне дед: определив по уровню вертикаль, я прибил для него четыре вертикальных рейки от пола до потолка, чтобы будущая печь не вышла кривобокой - и дед клал кирпичи, ряд за рядом, пока я гонял на своём "Салюте" по посёлку и окрестностям.

Дед вошёл во вкус и объявил, что в следующем году он выложит печку и на втором этаже дачного дома - а собственно, почему бы и нет? И действительно, на следующий год он выложил ещё одну печь, стоявшую на нижней его конструкции. Но прежде, произошёл один достаточно весёлый эпизод.

Пока дед выкладывал свою первую печь и камин, частым гостем на нашей даче был сосед, Иосиф Лазаревич Розенбаум. Иосиф Лазаревич постоянно приходил к деду, и пока тот клал кирпичи, развлекал его разговорами... А однажды зимой, приехав навестить дачу в очередной раз, а заодно - прихватить к Рождественским праздникам несколько банок солений и маринадов, мы обнаружили, что окно в гостиную аккуратно открыто. В доме ничего не было тронуто, и даже напротив, прибавилась пара предметов: на каминной полке лежала незнакомая нам рулетка, а также - пара листков тетрадной бумаги с какими-то записями, и карандаш... И едва летом мы приехали на дачу, как сразу же заявился Иосиф Лазаревич. С бутылкой коньяка.

- Дорогой сосед! - начал он буквально от калитки, - прости старого еврея! Я тебе зимой вскрыл! У мене камин дымит, а у тебе - не дымит! И я таки привёз печника, и вскрыл у тебе окно, и таки показал этому шлимазлу, как нужно выкладывать камин!

Ну что было делать с соседом Ёсей?... Дед сел с ним за стол, и они выдрызгали ту бутылку под разговоры о печах и каминах.

- Ну теперь-то у тебя не дымит? - спросил его дед.

- Уй! - отвечал счастливый сосед, - Уй! Таки, не дымит!...

И , уж коли речь зашла о нашем соседе, непременно нужно сказать о нём несколько слов.