Варвара Самсонова - Дочь Сталина

Подошло такси. Светлана села на заднее сиденье. Машина тронулась, свернула в боковой темный переулок. Осталось позади советское посольство. Вот и посольство Соединенных Штатов. Это было совсем близко. Другая жизнь — рукой подать…

Светлана выскочила из такси. Вошла в главный вход американского посольства, поднялась по широкой, ярко освещенной лестнице. Молодой американец, стоявший у столика, на котором были какие-то бумаги, увидев ее «серпастый и молоткастый» паспорт, что-то понял и быстро провел ее в маленькую комнату рядом с вестибюлем, сказав, что ей надо подождать.

Светлана села на предложенный ей стул и стала ждать.

«Стеклянная дверь американского посольства в Дели была для меня входом в западный мир, с которым я не встречалась до того», — вспоминала Светлана год спустя. Переступив его порог, она словно окунулась в поток, который понес ее плавно и быстро. Посол, второй секретарь и консул взяли на себя ответственность и, не дожидаясь разрешения из Вашингтона, помогли ей той же ночью вылететь в Рим.

Такая поспешность была вызвана только расписанием самолетов. У Светланы не хватило бы сил и терпения дожидаться следующего рейса. К тому же за это время все могло случиться. В посольстве ей мягко и деликатно напомнили, что вернуться она не сможет и мосты будут сожжены. Светлана отвечала, что все хорошо обдумала.

Вылет на Рим задерживался из-за неполадок в самолете. Сотрудники посольства с беспокойством оглядывались на дверь — не появится ли кто-нибудь из советского посольства? Но Светлана знала, что в родном посольстве сегодня вечеринка. Это значит, все здорово выпьют, завтра встанут с головной болью и будут долго приходить в себя.

— Вы совсем не волнуетесь? — с удивлением спросил секретарь.

— Нет! — отвечала Светлана, не в силах сдержать улыбку.

«Что это со мной? — удивилась она. — Еще сегодня утром мрак давил меня, как камень. Посол Бенедиктов, Суров, — кто станет с ними улыбаться, да и по какому поводу? Я оторвалась от этих мрачных людей, тяжеловесных, угрюмых, угнетенных и угнетающих… Я перешагнула невидимый рубеж — между миром тирании и миром свободы» («Только один год»).

Тысячи россиян могли только мечтать об этом — попасть из страны «бесконечных запретов, секретности, давления и унижения человеческого достоинства» в царство истинной демократии и свободы. Светлана увлеклась и этой иллюзией поклонению Демократии и мечтам о Свободе. Потом разочаровалась в Америке — символе демократии и свободы. Но до первых разочарований было еще далеко.

Однако в Риме Светлане пришлось провести несколько дней: ответ из Вашингтона еще не пришел. По-видимому, там решали, что делать с такой необычной перебежчицей? Наконец было найдено соломоново решение — дать мадам Аллилуевой трехмесячную туристскую визу в Швейцарию, может быть, за это время она, «успокоившись, передумает и вернется в Москву».

Но Светлана и не думала о возвращении. Куда угодно, только не домой. Она убедила себя, что почти счастлива. Все эти дни ее окружали простые дружелюбные люди. Как непривычна для нее была их непринужденность, легкость в общении, демократичность. Если все американцы таковы, то ей нетрудно будет прижиться в этой стране и найти себе друзей.

К тому же копия рукописи ее книги отправлена еще из Дели в Вашингтон. Ее прочел бывший посол США в СССР Джордж Кеннан. «Письма к другу» ему понравились. Эта новость окрылила Светлану. Еще в Москве друзья говорили ей, что ее дневниковые записки — вполне сложившаяся, интересная книга, но она не до конца верила в это. Считала, что друзья щадят ее самолюбие или судят не слишком профессионально. А Кеннан был не только дипломатом, но и автором нескольких нашумевших книг.

Мысль о том, что она сможет стать писателем, заниматься творчеством, не давала Светлане покоя. Неужели это возможно? В СССР она не могла и мечтать ни о чем подобном. Ее прошлое существование уже казалось ей убогим, однообразным, безрадостным. Если книга будет иметь успех, она построит больницу в Калаканкаре в память о Браджеше!

Больница, фонд Аллилуевой, писательство — все это еще месяц назад показалось бы смешными фантазиями. Но может быть, не все это и не поиски свободы заставили ее бежать в неизвестность. Ее заветным желанием всегда было стать кем-то, личностью, может быть знаменитостью, а не только дочерью своего отца.

Но праздник в душе продолжался недолго. В Швейцарии ее сначала поселили в маленькой горной гостинице. Но журналисты быстро пронюхали об этом. Пришлось спешно бежать. Яннер — представитель швейцарского МИДа, решил поселить Светлану в маленьком монастырском приюте в Сен-Антони под чужой фамилией.

Здесь Светлана написала письмо детям на пятнадцати страницах и передала его индийскому послу Джайпалу. Она очень надеялась, что письмо все-таки дойдет до адресата. Может быть, тоска по детям была тому причиной, но в ее настроении произошел резкий перепад. К сожалению, эти перемены в ее душевных настроениях происходили довольно часто.

В монастыре она вела дневник, почти ежедневно аккуратно отмечая, что читала, с какими людьми встречалась, куда ходила гулять. Но не только чисто внешние события. Вот запись от 20 марта, ставшего не самым счастливым днем упадка сил:

«Я бродила в маленьком дворике, обсаженном туями, думала о детях, томилась неизвестностью. В эти дни я читала «Доктора Живаго» Пастернака… — и чтение разрывало мне сердце. Я рыдала над книгой, мешая ее слова со своими, ее печаль со своей, плача о себе, о детях, о несчастной замученной стране, которую я покидаю, но люблю. Я не могла скрыть своего настроения, и сестра Флорентина испугалась, утешая меня, сказала, что будет молиться обо мне и о моих детях в часовне. Много слез было выплакано в тот день, и наутро стало легче» («Только один год»).

В воскресенье 26 марта была католическая Пасха, и Светлана горячо молилась в соборе Сен-Николя. Ей все равно было, где молиться, — в православной церкви, на берегу Ганга или в католическом соборе: ведь люди повсюду молят Бога об одном и том же, убеждала она себя, — о помощи себе и своим детям, о душевном покое. Светлана благодарила Всевышнего за все, что он дает ей, и просила милости и щедрости ее детям. «Меня душили слезы, в глазах темнело, я не могла остановиться. Пасхальная месса была пышной, долгой, торжественной, много раз все опускались на колени, — и это было то, что мне сейчас было нужнее всего» («Только один год»).

Но уже на другой день она спустилась с небес на землю и занялась делами. Джордж Кеннан посоветовал ей как можно скорее найти адвокатов, которые возьмут на себя издание книги, получением визы, гонорара… Светлана чувствовала себя деревенской жительницей, попавшей в большой город. Но нужно было понемногу привыкать к новым реалиям.