Всеволод Иванов - Избранные произведения. Том 1

Ученики смеются.

Возвращаются Ломоносов, Елизавета Андреевна и Рихман.

Рихман.А мне пора, Михайло Васильевич, к моей громовой машине.

Ломоносов.Обождите. Обедать будем. А тучу не прозеваем: у меня на крыше ученик сидит, сторожит. Гриша!

Уктусский (сверху). Туча еле-еле видна, Михайло Васильевич. И грому не слышно. Оно и лучше: доброе молчанье лучше худого ворчанья. (Уктусский скрылся.)

Ломоносов.Ну вот, видишь. Может и грозы-то не будет.

Рихман.В воздухе душно. Животные томятся. Будет гроза.

Ломоносов.Поповский!

Поповский.Бегу!

Ломоносов.Вот поэт! Сразу догадался. Куда же побежишь?

Поповский.Два штофа водки!

Ломоносов.Четыре.

Елизавета Андреевна.Спиваться, что ли?

Ломоносов.Поморов, земляков, жду. Ну, и ребят проводить надо.

Поповский и Елизавета Андреевна уходят.

(к ученикам). Все задачи свои составили?

Голоса.Все! Все составили! Все написали!

Петер.Один только Анкудин Баташ еще в своем подполе пишет побасеночки свои.

Ломоносов.Не нравится?

Петер.Работы его по коже нравятся, а побасенки — нет. Не до шуток нам, Михайло Васильевич! Шутки шутить — людям голову мутить. Вот что народ-то говорит! Что грозно, то — честно; что смешно, то — грешно.

Ломоносов.Верно. Сей слезы, радость пожнешь. А только вдруг, Петер, он радость эту издалека чует? Баташ — млад годами, зато стар бедами. Слушай, поле, что про грозу лес шумит. Эх, отроки мои, драгие воспитанники! Металлов милые искатели! Перелистывая ваши задачи, думаю: «А, впрямь, не пустить ли их в свет? Пометив тайными значками, какими-нибудь литерами? Какова инвенция-то, а? Какова выдумка? И сие сотворить не для реванжа или отмщения академикам, а что б действительно работы вам облегчить». Ха-ха! Никита! Ермола! Ваша задача из первейших. Имена ваши на ней зачеркиваю. Под каким тайным знаком хотите задачу пустить? Какую выберешь литеру, Ермола?

Ермола Шелех и Никита Укладник из крестьян, но крестьянского, кроме того, что они подстрижены в скобку, у них сохранилось мало. Их роднит другое — дружба. Они выходят вперед почти одинаковым шагом, и глаза их сверкают одинаково фанатично.

Укладник.Чать, призрак и мечтание все это, Михайло Васильевич, — где нам состязаться с академиками?.. А все-таки очертание сего зажглось в душе. Перебираю буквы — аз, буки, веди…

Шелех.Возьмем же — «веди»! Сие слово — самосветочь. Ты знаешь, Михайло Васильевич, мы с тобой, по рождению, соседи: с реки Двины. Народ у нас там упорный, якоже реши старой веры держится.

Укладник.И торгу временному не поддавался, а, придя в ярость, муки за веру нес, аж до того, что сжигал себя в гнездах своих. Мы же…

Шелех.Мы пришли к новой вере, ломоносовской. В человека веруем! И, коли надо, все, что отечеству потребно, сделаем. Задачи наши о металле — металлу нальем во множестве.

Никита Укладник.А потому задачу, Михайло Васильич, помести под тайной литерой — «веди», веруем-де! — и добьемся!

Ломоносов.«В». (Пишет.) А под какой буквой писать твою задачу, Петер Алексеев?

Никифор Пиленко (выходит). Петеру Алексееву лучше бы поменьше говорить, Михайло Васильич. Мысли у него дерзкие, и держать он их в себе не любит. Я — украинец, Михайло Васильевич, наш народ не трус, да еще, вдобавок, я и у запорожцев побывал. Но и меня иногда от его слов мороз по коже дерет!

Ломоносов.Не от трусости сей морозец, а от справедливого негодования. Признаться, и меня сей морозец частенько прохватывает.

Пиленко.Да и наши-то близкие, Михаил Васильевич, все произволом покалечены. Отца Ермолы Шелеха барские конюха кнутами заполосовали до смерти. У Никиты брат на галерах зачах. Конон Ракитин из монастырских крестьян, так его семейные шестой год в монастырской тюрьме гниют. У Петера Алексеева невеста… Я украинец. Лет пять назад пошел я с запорожцами против турок, вернулся, а дом мой разграбили не хуже турка. Кто? Да янычары того недруга украинского, что Украину в юзилище, в тюрьму превращает, а казаков — в колодников, янычары того гетмана Разумовского!

Укладник.Петер, а хорош у тебя юстицрат, советник-то твой, говорю, хорош? Тебя уговаривает молчать, а сам по чубу обухом бьет, ха-ха!

Ломоносов.Ничего, мы все, вроде Андрея Константиновича, туги на ухо. Продолжай.

Пиленко.Прости, коли сболтнул что опромешно, Михайло Васильевич. Скажу только, что кормчими у нас — отечество, наука и ты, Михайло Васильевич!..

Хочет поцеловать руку Ломоносова. Ломоносов встает, обнимает Пиленко. Все бросаются к Ломоносову, повисают на нем.

Ломоносов (растроганный). Буде, буде… Какую ж литеру ты, Петер, своей задаче дашь?

Петер.Литера «твердо»: начальная буква слова «тысяча». (С силой, весь дрожа). Тысячу бы мне пушек налить да из них всех врагов России да и вельмож перебить!

Пиленко.А-а-а, любо! (Хохот.)

Ломоносов (после паузы). Ух, Петер, ух!..

Петер.Михайло Васильич, да вы ж о заветном спрашивали!

Входит Поповский.

Поповский.Готово, Михайло Васильич.

Ломоносов.Прыткий. Поповский! В случае академического конкурса ты под своими поэтическими переводами какую б тайную литеру начертал?

Поповский (быстро). Литеру «К»!

Ломоносов.А что она означает?

Поповский (потупясь). Ее зовут Ксения. (Хохот.)

Елизавета Андреевна (входит). Михайло! Поморы.

Входят поморы.Они вносят гостинцы, среди которых большая бутыль с водой и клык мамонта. Крестятся, кланяются Ломоносову и его жене. Среди помор — Калинушка Судьин, востроглазый, белобрысый паренек.

Ломоносов.Здравствуйте, земляки!

Седой помор.Здравствуй, Михайло Васильевич! Кланяемся тебе новым путем. Посоветовал ты нам новый рейс, — мы его и прошли. За одну навигацию прошли мы от сибирской реки Оби, мимо Ямала, Новой Земли и Архангельска, прямо в Петербург, к тебе!

Ученики (в восторге). Вот слава! Ай да поморы!

Ломоносов.И, подлинно, слава! (Показывая ученикам по глобусу.) За одну навигацию хотят они не токмо прийти из Сибири в Питер, а еще и успеть вернуться в Колу. Вернетесь, шкипер Подволошнов?

Подволошнов.Летом не дойдем, зимой пойдем! Прошлый рейс, десятого сентября, пониже Лефотенских островов (показывая на глобусе) видели мы последний раз солнце и дале плыли на Колу в полутьме.