Сергей Макеев - Дело о Синей Бороде, или Истории людей, ставших знаменитыми персонажами

Так думали все: жалели свою загубленную молодость, проклинали войну… А приговор считали либо вовсе несправедливым, либо слишком жестоким. И кто поручится, что «органы» не нароют еще чего-нибудь? Возможно, что кто-то из тех двенадцати, к примеру, не только конвоировал, но и приводил в исполнение. Тогда новое дело «по вновь открывшимся обстоятельствам», и — было пятнадцать, стало двадцать. А то и все двадцать пять.

Наконец, большинство беглецов были молодыми и сильными. Они уже преступали не только закон, но и высшие заповеди. Они держали в руках оружие и знали его гибельную власть. Первоначальная цель — вырваться из лагеря — казалась осуществимой: режим в лаготделении № 3 постоянно нарушался, надзирателей и охранников не хватало, даже на вышках по периметру зоны не было часовых. Охрана будто сама провоцировала зэков на побег.

Правда, бывалые сидельцы говорили: с Колымы бежать нельзя, уйдешь от погони, а там тайга, «зеленый прокурор» — не выпустит. Но молодые зэки им не верили.

Наконец, еще одна мысль словно подталкивала к решительным действиям: а что нам терять? Ведь за год до этих событий смертная казнь была отменена. После чудовищных тягот войны пресловутая «эра милосердия» действительно многим казалась возможной, близкой, даже представителям немилосердной власти. Теперь по «расстрельным» статьям давали двадцать пять лет. Наказание за побег полагалось небольшое. Конечно, вооруженный побег — другое дело, это уже восстание, мятеж, 58-я статья, можно было получить прибавку лет на десять. Но и в этом случае действовал принцип «поглощения»: если новый срок не превышал предыдущего, то осужденный оставался со своим первоначальным сроком.

Правда, именно эти послабления, вроде бы облегчавшие задачу беглецов, на самом деле таили смертельную угрозу. Охранники лагерей, бойцы частей НКВД, привлеченные к поиску и погоне, при малейшей возможности вершили суд и расправу: в перестрелке или во время конвоирования, якобы «при попытке к бегству». Один выстрел в затылок, другой в воздух. Если кто слышал выстрелы, скажет: первый был предупредительный, второй на поражение. Какой смысл охране тащить беглеца в лагерь? Отдать под суд? Больше двадцатки не дадут, дальше Колымы не пошлют. Нет, притащить его мертвого и бросить у ворот лагеря — смотрите, с вами то же будет!..

Поэтому Тонконогов предупредил своих:

— Впереди у нас либо смерть, либо воля!

Летом 1948 года группа Тонконогова начала подготовку к побегу. Хлеборез и дневальный откладывали и прятали продукты: запасли двадцать буханок хлеба, ведро сливочного масла, мясные консервы. Сшили специальные заплечные мешки-«сидоры», чтобы нести все эти припасы. Почти каждый запасся небольшим количеством золотого песка, по сорок — шестьдесят грамм. В побеге эта валюта самая ходовая.

Выступление группы Тонконогова было назначено на первое августа.

Незадолго до назначенного срока парикмахер Михаил Сава пришел брить бойцов охраны. Иной раздумал: «Эх, так и полоснул бы тебя, падлу, от уха до уха!» А вместо этого скоблил вохровскую щетину, улыбался, балагурил.

Кто-то спросил:

— А что так часто у Тонконогова собираться стали?

— К концерту готовимся, — ответил Сава.

— Хороший хоть концерт?

— Такой, что вся Колыма о нем заговорит.

Узнав об этом разговоре, Тонконогов встревожился. Двадцать пятого июля передал по цепочке: сегодня в ночь. Кто был назначен в ночную смену, тех сумели подменить.

В двенадцатом часу ночи хлеборез Солдатов окликнул сержанта охраны Васильева:

— Пойдем к Тонконогову, чифирнем.

И Васильев пошел. В «каюте» сидели Тонконогов, Пуц и Сава. Не успел Васильев расположиться, как Солдатов схватил его за руки, а сзади ему на шею набросили ремень и стали душить. Труп положили на койку.

Тонконогов и Сава пошли к домику вахты у ворот лаготделения. Там находились только вахтер Перегудов, вооруженный наганом, и собаковод Светкин — не только без оружия, но и без собак. Дремали эти двое или запросто впустили зэков — но захват произошел легко и быстро: Перегудова задушили, а Светкина связали, заткнули кляпом рот, уволокли в свой барак и положили на ту же койку. Телефон на вахте оборвали.

Тут к вахте приблизилась жена Перегудова — уже вдова — Серафима. Ее схватили, связали и отправили туда же, в каюту Тонконогова. Она не догадывалась, что лежит рядом с трупом мужа.

В это время Солдатов и Игошин пришли на кухню, чтобы загрузиться продуктами. Но там еще возились повар с подручными. Угрожая тесаком, заговорщики загнали повара с командой в кладовку и заперли.

Около часа лагерь был во власти беглецов. Они сами следили, чтобы никто не поднял тревоги. И вот, когда в распоряжении группы оставались считанные минуты, Тонконогов послал в другой барак за Янцевичем и Клюком. Бригадир Янцевич тоже был «в авторитете», а Клюк работал у него звеньевым. Но главное, Янцевич имел доступ к золоту. Он мог скопить не жалкие граммы, а солидное количество «рыжевья». Возможно, он нес «золотой запас» группы, но об этом знали только он и Тонконогов.

Наконец все двенадцать собрались на вахте. Они ждали конвоира, который в это время должен был вести бригаду зэков к шахте, в ночную смену. И вдруг во всем лагере погас свет. Не известно, выпал ли беглецам козырный туз, или у Тонконогова был еще один, тайный, сообщник. Может быть, бригадир изменил день и час нападения именно с учетом возможности обесточить лагерь.

Боец Грызункин с винтовкой на плече вошел в помещение вахты. Сава схватил винтовку за ствол, Тонконогов приставил наган к животу: «Руки вверх!» Конвоира быстро связали и отправили к остальным. Только теперь беглецы заперли барак снаружи.

Теперь им предстояло захватить помещение охраны лагеря, находившееся снаружи, недалеко от ворот. Беглецы построились в колонну по двое, будто бригада идет шахту. Могли бы и не строиться — тьма стояла кромешная.

Подошли к казарме, постучали в дверь.

Дежурный Рогов спросил:

— Кто там?

Он должен был поднять тревогу еще раньше, когда погас свет, но не сделал этого. Тишина за дверью настораживала. Раздался звон стекла, нападавшие высадили окно, ворвались в дежурное помещение и начали стрелять из нагана и винтовки. В смежном помещении, где спали бойцы, поднялась паника, охранники в одном белье выскакивали в окна. Беглецы взломали «пирамиду» и расхватали автоматы. Хватило не всем, чуть не передрались. Тут выяснилось, что Тонконогов в темноте и суматохе ранил в руку Гоя — тот был в вохровской шинели, вот и нарвался на пулю.

Оружия и боеприпасов взяли много. Но стрельба не входила в их планы. Все бросились к дороге на Ягодное. Впопыхах даже бросили сумки с провизией. Беглецы рассчитывали перехватить какую-нибудь машину. Но в ночное время прождать можно было и до утра. Через десять минут бессмысленного ожидания решили свернуть в тайгу.