Винсент Буглиози - Helter Skelter: Правда о Чарли Мэнсоне

Линда нашла мужа (в обществе другой девушки) в коммуне Лориен, неподалеку от Таоса. Она рассказала ему об убийствах в доме Тейт, о событиях следующей ночи и о том, что Таня осталась у Спана. Боб Касабьян предложил вдвоем вернуться на ранчо и забрать ребенка, но Линда опасалась, что тогда Мэнсон убьет их всех. Боб попросил несколько дней на обдумывание. Не собираясь ждать у моря погоды, Линда добралась автостопом до Таоса и отправилась повидать Джо Сэйджа. Сам Сэйдж, имевший репутацию человека, с радостью помогавшего другим, был довольно занятным персонажем. Когда этот ведший монашескую жизнь убежденный дзен-буддист пятидесяти с чем-то лет не был занят делами своей Макробиотистской церкви, то участвовал в предвыборной кампании на пост президента от партии противников загрязнения окружающей среды. Линда попросила у Сэйджа сумму, необходимую для того, чтобы вернуться в Лос-Анджелес и забрать девочку. Сэйдж, однако, принялся расспрашивать Линду, и в итоге та рассказала ему (и юноше по имени Джеффри Джейкобс) об убийствах.

Не поверив рассказу Линды, Сэйдж заказал разговор с ранчо Спана и сначала поговорил с неизвестной девушкой, а затем — и с самим Мэнсоном. У Мэнсона, чью реакцию можно вообразить, Сэйдж напрямую спросил, насколько правдив рассказ Линды.

Мэнсон отвечал, что у Линды, видать, совсем крыша поехала; ее эго попросту еще не готово умереть, и поэтому-то она сбежала.

Линда не разговаривала с Чарли, но поговорила с кем-то из девушек (Линде показалось, что это была Пищалка), которая рассказала ей о полицейском рейде 16 августа. Таня осталась в руках у властей, услышала Линда; теперь девочка находится в сиротском приюте. Линда говорила также с Патрицией Кренвинкль; та сказала ей что-то вроде: “Не терпится пасть разинуть, а?”

После чего Линда позвонила в отделение полиции в Малибу, где ей назвали имя социального работника, на чьем попечении оказалась Таня. Сэйдж дал Линде денег на авиабилеты туда-обратно и назвал имя Гари Флейшмана — адвоката, который, на его взгляд, мог помочь Линде забрать Таню из сиротского приюта. Когда Линда встретилась с Флейшманом, она ничего не сказала ему об убийствах — лишь то, что уехала с ранчо для встречи с мужем. В конце концов, уже после судебного слушания, мать с дочерью вместе улетели в Таос. Боб все еще был занят ухаживанием за другой девушкой, и Линда с Таней добрались автостопом сначала до Майами, штат Флорида, где жил отец Линды, а затем — и до Конкорда, штат Нью-Хэмпшир, где стоял дом ее матери. Именно в Конкорде, 2 декабря 1969 года, когда разнеслась весть, что Линду разыскивают в связи с убийствами на Сиэло-драйв, она сама явилась в местный участок полиции и сдалась властям. Уже на следующий день Линда, отказавшись от процедуры экстрадиции, самолетом была доставлена в Лос-Анджелес.

Я спросил у Линды: “Почему между днем, когда ты забрала Таню, и датой твоего ареста в декабре ты не связалась с полицией и не рассказала все, что знаешь об убийствах?”

Она боялась Мэнсона, сказала Линда, боялась, что он найдет и убьет ее вместе с Таней. Кроме того, она была беременна, и ей не хотелось брать на себя такую ответственность перед рождением ребенка.

Были, разумеется, и иные причины — в качестве основной можно назвать недоверие, которое Линда испытывала к полиции. В ориентированном на наркотики мире, к которому принадлежала

Линда Касабьян, полицейские не рассматриваются ни как друзья, ни как союзники. Я чувствовал, что это простое объяснение, если правильно подать его, вполне удовлетворит присяжных.

Оставался еще один, даже более важный вопрос: “Как же ты могла оставить дочь в этом логове убийц?”

Меня беспокоила не только возможная реакция присяжных, но и та польза, которую могла извлечь из этих фактов сторона защиты. То, что Линда оставила Таню на ранчо Спана, вместе с Мэнсоном и остальными, могло рассматриваться как косвенное доказательство тому, что на самом деле она не считала этих людей убийцами — и это напрямую противоречило основной части ее показаний. Таким образом, и самый вопрос, и ответ на него имели громадное значение.

Линда считала, что Таня будет там в безопасности до тех пор, пока она сама не обратится в полицию. “Что-то внутри подсказало мне, что Тане никто не причинит вреда, — сказала мне Линда, — что с нею ничего плохого не случится и что настало время мне самой уехать оттуда. Я знала, что потом приеду и заберу ее. Я просто была уверена: все кончится хорошо”.

Как воспримут это присяжные? Я не имел ни малейшего представления. День начала судебных заседаний приближался, а этот вопрос так и повис в воздухе, внося неопределенность в остальные мои заботы.

Когда лейтенант Хелдер и сержант Гутиэрес связались с Сэйджем и Джейкобсом, те подтвердили рассказ Линды. Впрочем, я не мог использовать обоих в качестве свидетелей, поскольку большая часть их показаний представляла собой пересказ чужих реплик, не подходящий для суда. Работник ранчо Дэвид Ханнум сказал, что начал работать у Спана с 12 августа и что Линда брала у него машину и в этот день, и на следующий. Проверка тюремной книги учета показала, что Бруннер и Гуд действительно побывали в суде 12 августа.

Проведенные офицерами беседы оказались неожиданно плодотворны и в другом смысле. Ханнум рассказал, что, когда он однажды убил гремучую змею, Мэнсон с гневом отчитал его, вопя: “Как тебе понравится, если тебе самому отсекут башку?” Затем Чарли добавил: “Лично я предпочитаю убивать людей, а не животных”. В то же самое время, когда состоялась моя беседа с мужем Линды, Робертом Касабьяном, я говорил также и с Чарльзом Мелтоном, хиппи-филантропом, у которого Линда похитила 5 тысяч долларов. Мелтон рассказал, что в апреле 1969 года (еще до первой встречи Линды с “Семьей”) он ездил на ранчо Спана повидаться с Полом Уоткинсом. Будучи там, Мелтон познакомился с Тексом, который, похвалив бороду Мелтона, мечтательно протянул: “Может, когда-нибудь Чарли и мне разрешит отпустить бороду… ”

Найти лучшее доказательство власти Мэнсона над Уотсоном было бы непросто.

Да, существовали плюсы, но и минусов тоже хватало, и немалых.

Чтобы доказать присяжным, что рассказ Линды о событиях двух кровавых ночей не взят с потолка от начала и до конца, я отчаянно нуждался в показаниях какого-нибудь третьего лица, способного подтвердить правдивость любой части ее истории. Рудольф Вебер представил свое подтверждение касательно первой ночи. Но по второй ночи такого свидетеля у меня не было. Я передал ДПЛА следующее задание первейшей важности: найти двух офицеров, говоривших с Мэнсоном и Линдой на пляже, человека, в чью дверь Линда постучала в ту ночь, мужчину и женщину в доме рядом с “Малибу Фидбин” или любого из водителей, подвозивших убийц после. Мне хотелось бы иметь под рукой всех этих людей, но, если полицейские разыщут хоть кого-то, я уже буду счастлив.