Борис Смирнов - От Мадрида до Халкин-Гола

Но и здесь война дает знать о себе. На улицах встречаются преимущественно женщины, старики. Мужчин мало, и производят они странное впечатление: словно живут в городе незаконно, сами чувствуют — не здесь, не в тылу, их место. Туговато в городе и с продовольствием. В галантерейные, антикварные лавочки мало кто заглядывает, покупатели забыли дорогу к ним. Но зато к продовольственным магазинам очереди выстраиваются с ночи.

Прежде чем сдружиться со взрослыми, быстро сходимся с ребятами. Мимо гостиницы с утра до вечера бегают стайки мальчуганов. Судя по тому, что их одежда заплатана и заштопана, это не бездомные дети, но заплат так много, что ясно — ребята живут не сладко. Почин в знакомстве делают, конечно, сами «чикос», мальчишки. Узнав, что мы русские, да еще летчики, они проводят все свое время возле гостиницы. И стоит нам показаться, как с чисто южным темпераментом, помноженным на безудержный пыл юного возраста, на нас набрасывается целая толпа — ребята предлагают свои услуги. Один готов сходить за какой-нибудь мелкой покупкой, другой вприпрыжку бежит показывать ближайшую лавочку… Как тут отказаться! Мы даем деньги и посылаем их что-нибудь купить. Сдачу оставляем мальчуганам. Но если лишних денег оказывается много, они не берут их, несмотря на все наши уговоры.

Чикос нам очень нравятся. Мы даем им поручения даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Получив свою награду, ребята чаще всего бегут к хлебным лавочкам или стремглав, не чувствуя под собой земли, домой, поделиться своим счастьем — маленьким, но зато, может быть, первым в жизни заработком.

Уже на второй день мы знаем многих ребят по именам. Особенно привлекает нас один мальчик. Он ведет себя необычно: стоит перед гостиницей часами, но когда мы появляемся, не бросается к нам со всех ног, а остается в стороне. Только смотрит — жадно, пытливо, напряженно. На вид ему лет двенадцать. Лицо бледное, с синеватыми жилками на лбу. Рубаха штопаная-перештопанная.

Подзываем его, он подходит к нам, краснея. Тихо называет свое имя — Карлос. Я смотрю на его многочисленные заплатки и думаю, как помочь мальчику. Способ один:

— Не сходишь ли ты, Карлос, купить нам зажигалки?..

Карлос вспыхивает и часто, горячо повторяет:

— Да! Да!

Получив деньги, стремительно убегает.

Проходит час, два, а Карлоса нет. Чем-то особенно понравился нам этот мальчишка — и неужели он оказался обманщиком?

Вдруг раздается тихий стук в дверь. Саша бросается к ней, открывает:

— Карлос! Какой молодец!

Усаживаем мальчугана и начинаем его расспрашивать:

— Ты уроженец Мурсии, Карлос?

— Нет, я родился в Сантандере.

— Почему же ты живешь не в родном городе, а здесь?

— Мы уехали оттуда, когда фашисты стали бомбить город.

— У тебя есть отец и мать?

— Да, мамита есть, кроме нее маленький брат и еще совсем маленькая сестренка, а об отце мы ничего не знаем…

— Где же твой отец?

— Падре в Астурии, — говорит мальчик и вздыхает. — На самом тяжелом фронте…

— Почему ты говоришь «на самом тяжелом фронте»?

— Отец мне говорил, что коммунистов всегда посылают туда, где тяжелее всего.

Он повторяет эти слова с гордостью. Но, не выдержав, отворачивается и вытирает навернувшиеся слезы. Мы молчим; труднее всего на свете утешать детей, когда у них большое, недетское горе.

Мы молчим, и, воспользовавшись нашим молчанием, Карлос засовывает руку за пазуху и достает оттуда две коробочки.

— Это вам… — И густо краснеет. — Я задержался потому, что хотел найти для вас самые лучшие зажигалки.

Минаев берет несколько больших яблок и кладет их на колени мальчику, отдает ему оставшиеся от покупки песеты. Карлос снова вспыхивает:

— Вот спасибо! Мамита будет очень рада. Знаете, она сколько работает! Этих денег хватит на целых четыре дня, и она сможет хоть немножко отдохнуть.

Саша смотрит на яблоки, на мальчика и поднимается:

— Побродим, Борис, с мальчуганом по городу.

Не понимая Минаева, Карлос растерянно смотрит на него. Саша подходит к мальчику и легко приподнимает его.

— Ну, спасибо, Карлос! Будем считать, что ты нам сделал хорошие подарки, а теперь пойдем в магазин.

— Зачем же вам идти в магазин? Я могу купить вам, что нужно.

— Нет, Карлос, теперь мы хотим тебе сделать подарок.

Мы выходим из гостиницы. Подбираем в ближайшем магазине самый лучший костюм, пару рубашек, ботинки и берет. Расплачиваемся и передаем сверток вконец растерявшемуся мальчику. Карлос не верит своим глазам. Прижав к груди драгоценный подарок, он лепечет:

— Что же я скажу маме? Она ведь спросит, откуда я взял все это…

— Так и передай ей, что это подарили тебе русские летчики, — улыбаясь, говорит Минаев.

Мы провожаем Карлоса взглядом до тех пор, пока он не скрывается за углом дальнего дома.

Дождались-таки! Рано утром Серов звонит по телефону и, не дослушав до конца ответа, кричит на всю гостиницу:

— Пошли!

Когда самолеты успели прийти — мы не можем понять. Видимо, они не пролетали над городом, а зашли со стороны, — иначе мы услышали бы шум моторов. Но размышлять над этим некогда и не хочется.

Быстро собираемся, спешим, но Серов все-таки подстегивает — категорически запрещает Волощенко завязывать галстук («Ты что думаешь, до обеда будем ждать тебя?»), сам тащит Панаса к умывальнику («Поменьше плескайся, не в баню пришел!») — и первый сбегает по лестнице со своим чемоданом.

Площадь перед гостиницей еще пустынна, на окнах закрыты жалюзи. Серов устремляется в какой-то переулок, и вскоре оттуда выкатывается автобус.

Город кажется нам непомерно большим. Едем, едем — и нет ему конца. Ох уж эта Мурсия!

— Вот они! — кричит наконец Серов, высовываясь из окошка, и с досадой взглядывает на шофера, хотя тот гонит машину на третьей скорости.

Желтая, выжженная солнцем площадка. В два ряда стоят истребители. Еще издали замечаем — машины разные: бипланы и монопланы.

— Мошки, — улыбаясь, говорит шофер, кивая головой в сторону монопланов.

Один Серов отворачивается от «мошек» и внимательно рассматривает бипланы. Испанцы называют их «чатос», что в переводе означает «курносые». И эти самолеты тоже советские истребители, И-15. У этих истребителей тупая, несколько вздернутая передняя часть фюзеляжа.

Автобус резко тормозит и останавливается перед группой летчиков и механиков. Снова приветствия, объятия. И вдруг из толпы радостный возглас: «Товарищи!». Худощавый, среднего роста парень в кожаной куртке проталкивается к нам и на чистом русском языке говорит:

— Михаил Якушин.

Еще один русский на испанской земле! Чудесно! Якушин поеживается от объятий Серова и объясняет, что недавно прибыл в Испанию, правда, по другому маршруту. Он возбужден, говорит короткими, рублеными фразами. Видимо, человек сдержанный, привык выражать свои мысли коротко и ясно.