Александр Яковлев - Омут памяти

Народ в Канаде добрый, отзывчивый. К нам относились хорошо, с большим интересом. Мы с Ниной Ивановной еще долго привыкали к совершенно иному образу жизни. Там, где мы огорчались, они улыбались, а когда они возмущались, мы не могли понять, в чем тут дело. Приведу лишь один эпизод.

Национальный день Канады. Теплый летний день. На площади перед парламентом торжественный митинг. Присутствуют и высшее начальство, делегации из провинций. Приглашен дипломатический корпус. Все в смокингах. Премьер-министр держит речь.

Вдруг на каменный парапет поднимается миловидная девушка и сбрасывает с себя одежду, остается в чем мать родила. После минутного замешательства раздались аплодисменты. Премьер-министр прервал свою речь и тоже зааплодировал.

Полиция в растерянности. Побежали в помещение охраны выяснять, что делать согласно закону. А девушка стояла и улыбалась. Наконец один из полицейских вернулся с плащом, накинул его на девушку, взял ее на руки и понес в здание. Другой полицейский взял ее одежду. Люди громко смеялись. Пьер Трюдо не стал продолжать свою речь. А девушка стала богатой, ее фотографии обошли все газеты и журналы, а само событие показывали несколько раз по телевидению. Она получила сотни предложений о замужестве. Полицейского, несшего девушку на руках, повысили в звании. Потом все говорили, что праздник удался.

Нельзя сказать, что канадцы любят, как мы, русские, широкие застолья, бурные компании, нет. Хотя в Канаде очень много схожего с нами. Она многонациональна. Около миллиона украинцев, приехавших сюда в разные годы. Еще больше немцев. У французов своя провинция — Квебек. Поэтому когда я говорю о некоторой сдержанности канадцев, то имею в виду, конечно, англосаксов. Когда вы попадаете в славянскую часть, а это в основном фермеры — в Манитобе или Саскачеване, то там ситуация иная. Ко мне иногда обращались с жалобами канадские граждане-украинцы, депутаты местных парламентов и принадлежащие к так называемой националистической организации. По правилам того времени, я не должен был с ними встречаться, они считались нашими политическими противниками. Я говорил им:

— Постойте, что же вы ко мне обращаетесь, у вас есть свое правительство, да вы и сами законодатели?

— А к кому же нам обращаться, вы же посол России.

Меня всегда встречали цветами, но в них, как правило, лежали и всякого рода петиции. Так называемый украинский национализм в Канаде — проблема смутная. Из Москвы, особенно с Украины, шли строгие инструкции, запрещающие связи с украинской националистической организацией — Конгрессом украинских канадцев (КУК). Эта организация включала подавляющее большинство украинцев — до 95 процентов. Процентов пять состояли в организации, содержавшейся на советские деньги. У Конгресса украинских канадцев были свои газеты, дома культуры.

Когда я поближе познакомился с этими «националистами», то оказалось, что их так называемая «антисоветская деятельность» чаще всего выдумывалась нашими спецслужбами. Конгресс многое делал для сохранения украинской культуры на канадской земле. Фестивали культуры были очень интересными. Никакого там национализма и рядом не лежало. Просто люди, тоскуя по Родине, танцевали, водили хороводы, песни пели, читали стихи Шевченко, ставили спектакли на украинском языке. Приходило очень много зрителей, которые сидели, смотрели и слушали, плакали, а не лозунги горланили.

Однажды возникла идея направить на Украину молодежную группу из «украинских националистов». Удалось договориться, хотя КГБ Украины был категорически против — там был председателем некий Муха. Всякие возражения удалось преодолеть, кстати, при содействии международного Отдела ЦК. Делегация вернулась в Канаду с хорошими впечатлениями. Правда, удивлялись, что в Киеве почти все разговаривают на русском языке. Но недели через две пришла телеграмма с Украины, полная недовольства организацией поездки. В нее, мол, попали «нежелательные элементы». Как будто мы в Канаде имеем свое КГБ и отбираем людей для поездок, как в Союзе. Когда же я запросил конкретные факты, то их не оказалось, кроме одного — у одного молодого человека нашли Библию.

Вскоре, правда, я получил телеграмму из ЦК Украины с приглашением на отдых во время очередного отпуска. Поехал. Там состоялась продолжительная беседа с первым секретарем ЦК Украины Щербицким. Мне показалось, что он начал значительно лучше понимать ситуацию с канадскими украинцами, понимать, что агрессивная идеологизация в работе с эмиграцией является ошибкой. В общем, мы нашли общий язык, и с тех пор немножко стало полегче — ни диких указаний, ни невежественных втыков после этого не случалось.

Вопрос этот, конечно, сложный. Когда сегодня задаю себе вопрос, как же получилось, что украинский и русский народы стали жить отдельно, тут же вспоминается вот то самое отношение к миллионам зарубежных украинцев, которое культивировалось в моей стране. Вся система партийно-кагэбистского устройства была направлена на то, чтобы не объединять людей, не делать их друзьями, людьми, которые заботятся о своей родне на Украине, а плодить врагов, отталкивая их от общей Родины всеми правдами и неправдами.

Наиболее раздражающим моментом в Канаде был шпионский синдром. Сразу же после войны убежал к канадцам военный шифровальщик Гузенко. Приговоренный у нас к расстрелу, он до самой своей смерти скрывался где-то под крышей канадской контрразведки. Наша резидентура имела указание выяснить, где находится Гузенко, чтобы как-то привести приговор в исполнение. Он нанес большой ущерб государству, передав канадцам более 200 шифротелеграмм из Москвы по военной линии.

С тех пор в Канаде была установлена практика высылать за шпионаж из посольства или из других советских организаций хотя бы одного человека в год. А то и больше. Каждый раз все это сопровождалось упреками Москвы в адрес посольства в том, что оно что-то не доработало, что не имеет влияния и т. д. Иными словами, КГБ искал виновников собственных провалов.

Всегда ли выгоняли по делу? Не могу этого подтвердить. Были случаи, когда высылали безосновательно, просто так — для обострения обстановки. После каждой высылки недели три-четыре пресса танцевала вокруг «советского» шпионажа. Все это подхватывали и американские средства массовой информации. Однажды появилась даже телевизионная передача на тему: «В советском посольстве — все работники спецслужб, кроме посла».

Особенно неприятным событием была высылка в 1979 году сразу тринадцати сотрудников посольства. Москва полезла на стену. Я попросил Трюдо о встрече. Было воскресенье. Принял он меня в своей резиденции. Готовился к какой-то встрече, одевался. Трюдо, отвечая на мои взволнованные восклицания, уныло произнес: