Анатолий Кожевников - Стартует мужество

— Ну что ж, отборные так отборные, — говорили наши истребители. — Мы тоже не лыком шиты. Проверим, на что они способны…

Начались бои за переправу, за плацдарм, который впоследствии получил название сандомирского. Наши войска зацепились за правый берег и упорно расширяли захваченный «пятачок». Гитлеровцы обрушивали на них огонь артиллерии, танков, удары авиации. Вражеские бомбардировщики пытались бомбить переправу, которая связывала части, обороняющие плацдарм, с основными силами.

Мы вели тяжелые воздушные бои. Противник старался использовать авиацию массированно. Большие группы его самолетов неожиданно появлялись на разных направлениях. Чтобы упреждать внезапные удары. наши истребители вынуждены были барражировать в воздухе непрерывно. Такой метод прикрытия заставлял нас действовать мелкими группами, поэтому нам приходилось вести бои чаще всего в невыгодных условиях. На каждого из нас приходилось по пяти-шести и более вражеских самолетов. Так мы дрались, пока не приходила вызванная с аэродрома помощь.

Вначале немецкие асы действовали уверенно. Еще бы — шесть против одного! Но когда силы уравнивались и воевать надо было уже не числом, а умением, пыл их пропадал. Теперь они уклонялись от открытого боя, предпочитая свободную охоту.

К августу сандомирский плацдарм был значительно расширен. Но немецко-фашистское командование не отказалось от намерения ликвидировать его. Сосредоточив крупные танковые силы, гитлеровцы при поддержке авиации бросили их против наших войск. Советские артиллеристы и пехотинцы отбивали атаки вражеских танков на земле, а штурмовики уничтожали их с воздуха. Нам тоже приходилось много летать на штурмовку подходящих резервов противника.

Шестое августа для нас было особенно напряженным. В этот день я совершил пять боевых вылетов. Почти все они сопровождались воздушными боями.

…Близился вечер. Летим на очередное задание. Внизу замечаю группу «фокке-вульфов». Они нас не видят. Оставляю пару Семыкина для прикрытия, а сам с крутого пикирования бью по крайнему самолету. Фашист будто вздрогнул, но продолжает лететь, не меняя направления. Повторяю атаку. Добитый второй очередью «фокке-вульф», клюнув носом, входит в отвесное пике и врезается в землю. Остальные вражеские самолеты, пользуясь плохой видимостью, рассыпаются в стороны.

Нередко после воздушной схватки, если поблизости не было фашистских самолетов, со станции наведения нам ставили задачу штурмовать подходящие резервы противника, чаще всего колонны автомашин или бронетранспортеров, вооруженных счетверенными автоматическими зенитными пушками.

Нелегко подойти к такой цели. Трассирующие снаряды, похожие на красные шарики, словно искры, осыпают самолет. При виде этого фейерверка на какое-то мгновение перехватывает дыхание. Но стоит открыть огонь, и на душе становится легче, появляется боевой азарт. Главное — замкнуть круг истребителей. Тогда самолеты, поливая колонну непрерывным огнем, парализуют противовоздушную оборону противника.

Мы выходили победителями из многих таких схваток. Но и враг вырывал из наших рядов то одного, то другого товарища. Погиб Сережа Будаев — скромный и спокойный парень с красивым и добрым лицом. Он был всеобщим любимцем. Летал Сергей смело, побывал уже во многих боях. В этот раз он в паре с лейтенантом Парепко ходил на разведку. На обратном пути летчики заметили группу «фокке-вульфов», которые шли к району сосредоточения наших танков. Вдвоем они оказались против восемнадцати! И все-таки Будаев решил принять бой.

— Вовочка, за мной, в атаку! — подал он команду своему ведомому.

Владимир Парепко отличался богатырским телосложением. Однажды в бою он создал такую перегрузку, что его истребитель не выдержал и переломился пополам. Кто-то из летчиков тогда в шутку заметил: «Маленький Вовочка сумел сломать самолет». С тех пор летчики стали называть лейтенанта Парепко только этим ласковым именем.

Первой атакой наши летчики сбили по самолету. Но слишком велико было численное превосходство врага. После нескольких атак фашистам удалось поджечь машину Парепко. Лейтенант выпрыгнул с парашютом, но открыл его рано, без затяжки. Вражеские истребители начали расстреливать беззащитного парашютиста. Тогда Будаев, верный долгу товарищества, пошел на выручку. Отбивая одну вражескую атаку за другой, он носился вокруг парашютиста. Пока его напарник снижался, Будаев сумел сбить еще три самолета.

Когда Парепко приземлился, Будаев при выходе из атаки попал под пулеметную очередь. Самолет его вспыхнул. Летчик машинально рванул аварийную ручку сбрасывания фонаря и сильным толчком отделился от кабины. Он упал, не успев раскрыть парашют, рядом с самолетом, врезавшимся в цветочную клумбу во дворе старого польского поместья.

В эти дни погиб и еще один наш друг — Мясков. Его самолет был подбит, и летчик выбросился с парашютом. Сильный ветер стал относить его за передний край, на территорию, занятую противником. Раскачиваясь на стропах, Мясков видел это и понял, что спасения нет. Тогда он снял ордена, завернул их вместе с партийным билетом в носовой платок и бросил к своим……

Десятки людей наблюдали с земли, как ветер уносит советского летчика к врагу. Мясков приземлился между первой и второй немецкими траншеями. С нашего наблюдательного пункта было видно, как он, освободившись от парашюта, выхватил пистолет и стал отстреливаться от окружавших его фашистов. Он дрался до последнего патрона. Последним выстрелом убил себя.

Вечером в землянку зашел Кузьмин. За годы войны он заметно возмужал и вырос, стал опытным воздушным бойцом, командиром эскадрильи.

— Товарищ майор, — обратился Кузьмин, как только переступил порог. — Что же делать? Всего шесть исправных самолетов осталось. Мне завтра, можно сказать, и воевать не с кем. Или опять не числом, а умением?

— Ты, Кузя, угадал мои мысли, — отвечаю ему. — Без умения и при полном составе не обойтись. Немцы тоже понесли большие потери, самолетов у них, наверное, не больше, чем у нас. Давай лучше обсудим, что нового можно внести в тактику, чтобы добиться внезапности атак.

Мы сели на любимого конька. Начались творческие поиски, обобщение опыта. Сошлись на том, что немцев надо встречать на подходе к переднему краю, когда они не ждут нападения.

…С утра 9 августа ведем бои с бомбардировщиками. Мелкие группы «мессершмиттов» в драку почти не ввязываются. Только к вечеру, когда солнце клонилось к горизонту, в районе Опатув нам повстречалась группа из двенадцати вражеских истребителей.

Боевой порядок противника не был эшелонирован по высоте, в то время как мы шли двумя эшелонами. Ударное звено вел я, звено прикрытия — Кузьмин. Фашисты увидели лишь мою четверку и, маскируясь в лучах заходящего солнца, решили атаковать. По их поведению не трудно было догадаться, что на этот раз нам встретился малоопытный, еще не обстрелянный противник.