Анатолий Кожевников - Стартует мужество

— Да что там говорить, — поддержал меня Карих. — Моя жена не инженер и то в письмах пишет: «Будь поосторожней, я знаю, чем вы там занимаетесь…»

— Нашли тему для разговоров, — вмешался Максимов. — Лучше смотрите новый фокус, который я вам покажу.

Он выхватил из кармана носовой платок, монету и начал показывать какой-то трюк.

Утром пошел мелкий снег. Лес, расположенный неподалеку от аэродрома, растворился в белесой мгле. Как раз такая погода нам и нужна для полетов по приборам. Но вместе с тем она предъявляет повышенные требования к летному и техническому составу.

Сегодня техники особенно тщательно готовят машины к вылету. У нас предполетная подготовка тоже проходит необычно. Мы разбираем характерные случаи отказов приборного оборудования в воздухе, особенности посадки в условиях ограниченной видимости.

Метеоролог подробнее, чем обычно, говорит о возможных изменениях метеорологической обстановки. Руководитель полетов и штурман обращают наше внимание на запасные аэродромы.

Первый вылет я сделал с инструктором на «спарке» Як-11. Он проверял мою готовность к пилотированию боевой машины в облаках. Мне показалось все значительно проще, чем я ожидал. Видимо, помогли хорошие тренировки на земле.

— Если так пойдет, — сказал инструктор, — скоро выпущу в облака и на боевом самолете.

Пошло и в самом деле неплохо. Мы довольно быстро одолели полеты в облаках на учебных поршневых самолетах и подошли к освоению их на реактивных истребителях. Стоял мощный циклон. Погода удерживалась сложная.

— Как по заказу, — радовались летчики, — лучше не придумаешь.

— Значит, завтра взовьемся на «миге», — потирая руки, говорит Максимов.

— И не страшно? — смеется Немировский.

— Страшновато, но надо, — весело отвечает Максимов. — Мы уже пуганые, вот еще на «спарочке» походим, и все будет в порядке.

На следующее утро снова отправляемся на аэродром. Впереди, как всегда, идет Александр Иванович, за ним Коробков и остальные. Шагаем молча, каждый занят своими мыслями. Не простое это дело выполнить первый полет в облаках на боевом истребителе.

— Семеро смелых, — шутит Максимов.

— Днем и то в смелые записал, — отзывается Покрышев. — А когда ночью полетим, тогда как назовешь?

— Тогда будет семеро храбрых…

— Вот если бы все описать! — говорит Немировский.

— Всего не опишешь, — заключает Карих, — слов не хватит. Одни иллюзии чего стоят, это состояние может понять только тот, кто сам его испытал. Меня однажды в закрытой кабине так «повело», что стало казаться, будто лечу я на боку. Приборы одно показывают, а мне чудится другое.

— Ты думаешь, только с тобой это случалось? — утешает Максимов. — Всех так «водило». Посмотрим, как будет на «миге».

Протоптанная в снегу тропинка привела нас к парашютному классу. Здесь укладчики готовили наши парашюты к полетам.

Получив тяжелые ранцы, мы разошлись по самолетам. Техники уже заканчивали их подготовку.

Все идет по утвержденному плану. Предполетная подготовка заканчивается в намеченный срок. Не терпится подняться в воздух, но до взлета еще десять минут. Надеваю парашют, техник помогает застегнуть лямки. Усаживаюсь в кабине так, чтобы равномерно распределить вес тела на площади сиденья. От этого тоже зависит, появятся ли «иллюзии»; чем ровнее сидишь, тем их меньше. Техник подает плечевые ремни и контролирует последовательность включения многочисленных тумблеров. Проходит минута, и в наушниках появляется знакомый шорох: радиостанция прогрелась. Слышу голос Покрышкина. Он докладывает о готовности к вылету. Бросаю взгляд на старт, его самолет начинает разбег. Слева от меня сидит в самолете Максимов, он что-то спрашивает у техника, тот, перегнувшись через борт, старательно объясняет.

Включаю радиокомпас и настраиваюсь на частоту привода. В наушниках маняще поет морзянка, передавая позывные нашего аэродрома.

Следующим взлетает Максимов, а Покрышкин уже вышел на заданный эшелон.

Опробовав двигатель, герметизирую кабину. Уши ощущают повышенное давление. Выруливаю на взлетную.

— Взлет разрешаю, — слышу ответ на мой запрос. Даю газ, машина набирает скорость и, оторвавшись от бетонки, врезается в серую мглу.

— Облака вверх пробивать готов, — докладываю по радио.

— Разрешаю, — слышится короткая команда.

Выдерживаю взлетный курс, обороты, скорость. Легким движением ручки управления на себя перевожу самолет в набор высоты. Теперь все внимание приборной доске: кругом плотные облака, без приборов не определить, где верх, где низ. Высота — заданная. Уменьшаю угол набора, разворачиваю машину на дальний привод и удерживаю ее в горизонтальном полете. Стрелка радиокомпаса, равномерно вращаясь, приближается к нулю. Внимание настолько занято, что не хватает времени на радиообмен. Мои радиопередачи походят на разговор человека, который одновременно пишет и отвечает на вопросы.

Хочется хотя бы маленькой остановки, хотя бы минутного отдыха, для того чтобы перевести дыхание, расслабиться. Но самолет летит, и им надо управлять.

Над приводной радиостанцией стрелка радиокомпаса качнулась сначала вправо, затем влево и остановилась, показывая пролет. Нажимаю кнопку секундомера и легким креном ввожу поправку в курс. Расчетное время вышло. Выполняю стандартный разворот — круг, с выходом из которого по касательной продольная ось самолета должна совпадать с осью посадочной полосы и курсовым углом на приводную радиостанцию. Этот сложный разворот требует повышенного внимания и точных действий летчика.

В конце разворота стрелки приборов показали точный выход. Уменьшаю обороты и одновременно перевожу машину в угол планирования. Высота три тысячи метров… восемьсот… пятьсот… Знакомо темнеют облака: признак близости земли. Высота триста метров.

— Я пятнадцатый. Облака вниз пробил, разрешите посадку, — докладываю на землю.

— Повторный заход разрешаю, — слышу голос руководителя полетов.

А мне хочется приземлиться и передохнуть. Однако, пройдя две минуты в условиях видимости земли, я немного расслабился и забыл про усталость. Снова вхожу в облака, снова начинается напряженный полет…

Пока летали на больших высотах, у меня все шло хорошо. Но вскоре мы приступили к отработке захода на посадку с малой высоты, не превышающей пятисот метров. Здесь развороты по точности времени, курсовому углу радиокомпаса и магнитному курсу требуют повышенного внимания. Тогда-то и случилась у меня неприятность.

Близость земли требует от летчика не только повышенной точности в пилотировании машины, но и большой моральной мобилизованности. После второго разворота мне вдруг захотелось посмотреть за борт самолета. На секунду я отвлекся от приборов и случайно почувствовал на ручке управления излишнюю нагрузку. Вижу — авиагоризонт показывает крен и снижение, высота катастрофически падает. О выходе под облака не может быть и речи: низкая облачность, снегопад и снежные поля сливаются в общую белесую пелену. Первым движением вывожу самолет из крена, затем вырываю его из угла снижения и перевожу в набор высоты. Одно желание — как можно дальше уйти от земли. Сильный двигатель ревет на полных оборотах, кажется, что машина летит вертикально вверх. На высоте пять тысяч метров облака начали светлеть. Прошло еще несколько секунд, и я увидел яркое солнце на голубом небе. Хотелось лететь и лететь, не меняя курса, наслаждаясь бескрайним простором.