Алексей Щербаков - Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе

За Булгакова вступился Луначарский. И может быть, все бы и кончилось, но в игру включилась тяжелая артиллерия – РАПП. Связей во властных кругах у «пролетарских писателей» было полно. Напомню, что идейный лидер РАППа (критик Латунский в романе) был шурином Ягоды. Неудивительно, к критической кампании подключились большие люди. К примеру, за запрещение пьесы выступил заведующий отделом агитации и пропаганды Московского комитета партии Н. Мандельштам. Он заявил, что во МХАТе гнездится контрреволюция, и обвинил Луначарского в том, что тот ее поддерживает, пропустив пьесу для постановки. Кстати, заметим, Луначарский-то сидел повыше. Это о нравах того времени.

М. Булгаков

Тем не менее пьесу не запретили. Правда, подкорректировали на уровне режиссуры. Так, в первоначальном варианте офицеры пели «Боже, царя храни» с воодушевлением, а в последующих спектаклях – нестройным пьяным хором. Но все-таки «Дни Турбиных» продолжали преспокойно идти во МХАТе. С 1926 по 1941 год прошло 987 спектаклей.

Однако у Булгакова дела пошли далеко не блестяще. РАПП отличался тем, что если уж взялся за человека, то с него не слезал. Следующие пьесы либо запрещались, либо отвергались. Либо их просили переделать «с учетом критических замечаний» – на что уже не шел сам автор. Это не была организованная кампания травли. Просто Булгаков стал автором, с которыми издатели и театральные администраторы предпочитали не иметь дела. Так оно спокойнее будет.

Тут я немного отвлекусь. Нежелание «поднимать волну» свойственно не только издателям советской эпохи. Возьмем демократические США. Известно множество случаев, когда американские авторы пытались задевать тамошних «священных коров» – например, феминизм. В ответ поднимался такой шум, что больше на родине книг издавать им не удавалось. Никто из издателей не хотел связываться. Или вспомним российскую историю с резким социальным клипом Олега Газманова. Телеканалы сочли за лучшее его не показывать. Никто их сверху не принуждал. Но так спокойнее.

Так или иначе, но Булгаков оказался вне игры. Прибавьте сюда продолжающиеся «теплые» слова в газетах. Писатель попал в своеобразный рапповский список «мальчиков для битья». То есть когда автору статьи было больше нечего сказать, он прибавлял: а еще, мол, есть у нас такой гад и контрреволюционер Михаил Булгаков. Кстати, лефы занимались тем же самым, и в этом по мере сил участвовал Маяковский. Это я упомянул к тому, что часто жизнеописания выдающихся писателей строятся по схеме – гений противостоит бездарностям. Но на самом деле порой и талантливые люди ведут между собой отчаянную борьбу. Это потом их книги становятся рядом на полках.

Надо сказать, что рапповские борзописцы навалились на писателя не просто так. Вспомним сюжет причины скандала – «Дни Турбиных». В ней, по большому счету, не идет речь о противостоянии красных и белых. Действие разворачивается в Киеве в конце 1918 года. В начале пьесы герои сражаются за немецкого ставленника, гетмана Скоропадского, против Петлюры – то есть тогдашнего «самостийника». То есть искренние патриоты России попросту заблудились в дебрях Гражданской войны. И выбор героев пьесы в пользу красных обусловлен не тем, что они прониклись революционными идеями. Но так уж случилось – именно большевики восстанавливают развалившуюся страну. В реальной Гражданской войне именно такими соображениями руководствовались многие офицеры, становившиеся под красные знамена. Сегодня как-то не любят вспоминать, что половина царских офицеров пошли на службу к большевикам. В том числе почти вся интеллектуальная элита армии – работники Генерального штаба. А вот у белых всегда было плохо с опытными старшими командирами и со штабистами.

При чем тут Булгаков и РАПП? А при том, что Булгаков демонстрировал несколько иной взгляд на революцию. Который очень не нравился тем, кто делал себе карьеру на «классовой принадлежности». Хотя, замечу, из Ильи Авербаха такой же пролетарий, как из меня балерина. В этом-то и причина столь отчаянного лая.

Надо сказать, что Булгаков был человеком мнительным и ранимым – а потому такое положение он воспринимал очень болезненно. Опасался, что вслед за статьями начнутся более серьезные дела. Это отражено в романе. В произведении присутствует и обыск с арестом. Обыск у писателя и в самом деле был. Но до премьеры «Дней Турбиных» – в мае 1926 года. Точных данных о том, с чем он был связан, нет. Скорее всего, с тем, что Булгаков много печатался за границей. Хотя сам признает, что вокруг эмигрантского журнала «Накануне», где публиковали его произведения, «группируется откровенная сволочь». Вся история русской эмиграции того времени – это история возни многочисленных разведок, каждая из которых пыталась использовать эмигрантов в своих целях. Вляпаться во что-нибудь в такой каше было проще простого. А уж попасть под подозрение – еще проще. Кто-то стукнул, вот к писателю и пришли.

Булгаков отделался сравнительно легко. У него произвели обыск, в ходе которого изъяли дневник. Потом два раза таскали к следователю. Вот, собственно, и все. Для меня, у которого более 70 приводов в милицию и которому два раза «шили дело», это выглядит смешно. Но люди бывают разные.

Дневник, правда, вернули только через три года. Но несмотря на то что Булгаков в нем, мягко говоря, без особой симпатии отзывался о существующей власти, органы больше его не беспокоили. Однако в конце двадцатых он явно опасался, что побеспокоят. Всерьез опасался – настолько, что оказался на некоторое время в психиатрической клинике. Той самой, описанной в романе, – это была больница, возведенная по последнему слову тогдашней медицины. Так что, повествуя, как у Мастера сдали нервы, Булгаков знал, о чем писал. В романе Мастер сжег свой роман, на самом деле Булгаков сжег свой дневник, который ему таки вернули работники органов. Что с рациональной точки зрения бессмысленно. Если уж вернули – значит, ничего интересного не нашли.

В 1930 году Михаил Булгаков, ощущая себя загнанным в угол, пишет свое знаменитое «письмо Сталину». Вообще-то адресовано оно было правительству СССР. Полный текст письма приведен в приложении. Если же излагать вкратце, то писатель жалуется на свое положение. На то, что ему не дают печатать то, что он считает нужным. И предлагает правительству два варианта: либо вышлите меня за границу, либо дайте работу.

«Я прошу Правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР в сопровождении моей жены Любови Евгеньевны Булгаковой».