Алексей Щербаков - Гении и злодейство. Новое мнение о нашей литературе

Еще раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами.

Ветров

20.1.52».

На донесении отчетливо видны служебные пометки. В левом верхнем углу: «Доложено в ГУЛаг МВД СССР. Усилить наряды охраны автоматчиками. Стожаров». Внизу: «Верно: нач. отдела режима и оперработы Стожаров».

Несмотря на то что текст ветровского доноса сравнительно невелик, однако он дает выразительный материал для размышлений: в нем отчетливо узнается не только почерк Солженицына, но и некоторые устойчивые особенности его письма, литературной манеры, хотя и представлены здесь эти особенности порой буквально крупицами.

Например, одна из отчетливых особенностей языка Солженицына состоит в сильной тяге к сокращенному соединению слов. Он не напишет «хозяйственный двор» или «строительный участок», а непременно – как в «Архипелаге»: «хоздвор», «стройучасток». Или даже: «концемартовская амнистия», «цемзавод» (цементный завод), «замдир» (заместитель директора) и т. д. Некоторые из этих словесных образований сущие уродцы, но привязанность к таким уродцам нашла место и в доносе, где мы встречаем слово «военлет» – военный летчик.

Другая особенность солженицынского письма состоит в большой любви к назойливому подчеркиванию тех или иных слов и целых выражений. На небольшом пространстве доноса обнаружила себя и эта особенность: в середине текста подчеркнуто «всех знаем!», а в конце – «обезопасить меня от расправы уголовников».

Еще одна вполне очевидная особенность – злоупотребление запятыми. Александр Исаевич охотно ставит их там, где можно бы и не ставить, а порой даже и в таких случаях, где ставить совсем не следует, не полагается. Такое же пристрастие видим и в доносе. Там в первой фразе взяты в запятые слова «по вашему заданию», в четвертой – «в основном».

Иные совпадения точны до буквальности. Так, у Ветрова читаем: «Это предположение подтверждается и словами Мегеля «а полячишка-то, вроде умнее всех хочет быть!..». Во-первых, запятая здесь, конечно, опять-таки ни к чему, но интересно то, в какой простецкой манере вставлена прямая речь Мегеля: она даже начата не с большой буквы. Точно такую же упрощенность видим и у Солженицына в «Архипелаге». Ну хотя бы: «Кто-то крикнул сзади: «А нам нужна – свобода!».

Или вот слово «краснопогонники». В доносе оно запросто вложено в уста Ивана Мегеля. Мы неоднократно встречаем это слово и подобные ему хотя бы в том же «Архипелаге»: «Эти «краснопогонники», «регулярные солдаты» (т. 3, с. 72), «Наверху краснопогонники спрашивают фамилию» (т. 3, с. 194), «Командование ввело в женскую зону «чернопогонников» – солдат стройбата»...

Взять такие, допустим, обороты речи, вложенные опять-таки в уста Мегелю: «Их кум в штрафник затолкал», «вторая группа в это время давит службы». Подчеркнутые слова в подобных контекстах опять-таки часто встречаются в книгах Солженицына. Хотя бы: «Пришли хлопцы к паханам, сели поговорить о жизни и сказали им так: «Если будете нас давить – мы вас перережем», «Нам, тридцать пять лет давимым» (т. 3, с. 309) и т. д.

Несмотря на обстоятельность проделанного выше анализа, надо сказать, что в подлинном авторстве доноса, несколько загадочным образом попавшего в руки Арнау, во время его посещения Москвы, больше всего убеждает даже не идентичность почерков, особенностей манеры письма и других характерных частностей, с одной стороны, в журнальной копии, с другой – в книгах Солженицына и в его эпистолах, а идентичность «почерков» иных – психологических, нравственных – при совершении им клеветническо-доносительских деяний на всем протяжении его жизни.

Вспомним такую особенность «почерка» Ветрова, как обстоятельность и широта, с коими он давал показания против всех ближайших друзей юности – никого не забыл! – и даже против случайного вагонного знакомца Власова, а на Симоняна не поленился накатать аж 52 страницы!

Подобная же картина и в его доносе от 20 января 1952 г.: назвал и срок бунта (22 января), и имена руководителей (Малкуш, Коверченко, Романович), и чем вооружились (ножи, доски, металлические трубки), и в каких бараках основные силы (во 2, 8 и 10), и каков план действий (разбиться на четыре группы и начать выступление одновременно), и что именно предстоит делать каждой группе в отдельности, и не забыл даже такую деталь, как отключение запасного движка!

Это слово вышло именно из матросского лексикона времен революции.

Дом на Таврической улице, 35. Там, в квартире поэта и философа Вячеслава Иванова, проходили «литературные среды», на которых бывали практически все известные литераторы и философы того времени – включая Есенина.

Время от времени по ТВ показывают экранизацию этого романа. Режиссер Н. Досталь, по-моему, неплохо справился с задачей. Во всяком случае, дух романа схвачен верно.

Имя Александр входило в псевдоним Крученых под манифестом в «Пощечине общественному вкусу» и в сборнике «Трое», потом поэт стал использовать свое настоящее имя Алексей или заглавную букву «А». Иногда (например, в «Декларации слова как такового») он ставил имя Александр в скобках после Алексея.

В России принято называть последователей Гитлера фашистами. Строго говоря, это не совсем верно. Фашисты были в Италии и некоторых других странах. А среди германских нацистов термин «фашист» был пренебрежительным и означал что-то типа «болтливый интеллигент».

Малевич отнюдь не был эдаким «выпендрежником». Он очень серьезно относился к своим экспериментам. А что такой результат получился… Бывает.

Ленину в 1917 году было 47 лет, и его в партии называли Стариком.

У белых, кстати, царил еще больший разброд. Там вообще чуть ли не каждый сражался за что-то свое.

Странное имя Мамонт – настоящее. Псевдонимом является фамилия. Настоящая – Неелов.

Кстати, матрос Анатолий Железняков, разогнавший Учредительное собрание, был не большевиком, а анархистом. А потом погиб, сражаясь за красных, но так и не изменив своих убеждений. Наверняка он революцию видел как-то по-своему.

В царской армии человек, имевший среднее образование, имел право пойти вольноопределяющимся. Это давало некоторые льготы – меньший строк службы, возможность не жить в казарме, а «стоять на квартире», избавление от хозяйственных нарядов. Взамен вольноопределяющиеся обязаны были сдать экзамен на офицерский чин. В военное время эти люди довольно легко выбивались в офицеры. С 1915 года людей со средним образованием стали сразу отправлять в школы прапорщиков (прапорщик соответствует нынешнему младшему лейтенанту).