Эйми Уоллес - Ученица мага. Моя жизнь с Карлосом Кастанедой

Я думаю, надо пройти через все испытания, уготованные тебе жизнью. И не стоит закрывать все двери, которые помогают снять напряжение, — это было бы большой ошибкой. Возможно, неплохим вариантом стало бы сочетание философия Кастанеды с тихим домом отдыха, позволяющим немного расслабиться.

Я часто размышляю над тем, что никого из этих людей прежде не знала. Флоринда часто говорила:

«Ты думаешь, что „X“ сейчас плохой? Ты бы видела его в тот момент, когда он появился у нас! Он был просто невыносим!» Конечно, мне следовало бы услышать версию «X» перед тем, как составить свое мнение о нем. Но Карлос и ведьмы подчеркивали, что счастливые люди никогда не приходят в мир магов, они слишком заняты радостями жизни. Как сказала Муни, «сначала жизнь должна хорошенько трахнуть тебя по башке, чтобы ты оказалась здесь в числе первых. Иначе, кому захочется остаться, несмотря на все издевательства?» А как насчет «непресыщенных сексом», спрашивала я? «Они управляют корпорациями!» — таков был ответ. Большинство людей из внутреннего круга на тот момент, когда их принимали, были чем-то травмированы. Но нередко тонущие обломки принимают за проплывающий мимо роскошный лайнер. С любой точки зрения Кастанеда и его команда не считала себя «соломинкой для утопающего».

Я никогда не забуду слов Флоринды, которые я услышала на своей первой лекции в Беркли. Она отвечала женщине, которая хотела знать, как присоединиться к группе:

— Кто же захочет быть с нами добровольно? Я бы не пожелала этого и собаке! Нас выбрали .

В нашей повседневной жестокой действительности не было ни одного мгновения передышки. Такая правда была слишком страшна, чтобы поместить ее в мою книгу. И редактор заставил меня исключить реальные факты.

Женщина, задавшая этот вопрос была смущена, как и я. Такие особенные, такие очаровательные, избранные — и такие ужасные? И когда в тот же вечер ведьмы сели в свой лимузин, помахав мне приветливо рукой на прощание, я решила, что Флоринда лгала. Позже я узнала силу прерывистого подкрепления: вкус Небес, потом изоляция — цикл, повторяющийся множество раз. Адреналин выплескивается через край. Каждый день — между жизнью и смертью, только так Карлос и его команда считали своей обязанностью вбивать это в нас, иногда слишком рьяно, иногда для нашей же пользы.

Я последовала мудрому совету Карлоса и «выложила все карты на стол». Я пережила самые несчастные годы моей жизни. Потеряла семью, друзей и возлюбленных. Утратила веру в то, чем жила, мои мечты о будущем разбиты.

После смерти Карлоса у меня, также как и у многих членов внутреннего круга, начали появляться серьезные симптомы клинической депрессии. Я просыпалась с криком. Плакала целый день, плакала вечером и засыпала в слезах. Я перестала есть и принимала транквилизаторы. Я попала в автомобильную аварию, объедалась сладким. Устраивала «оргии стяжательства», скупая в магазинах все подряд. Я начала страдать агорафобией [52] Боязнь открытых пространств. — Примеч. ред. и отказывалась выходить из дома неделями. У меня текли ручьями слезы, когда я слышала стихи про любовь. Я прекратила ходить в кино вообще, потому что фильмы напоминали мне о счастливых мгновениях, проведенных с ведьмами. Я не принимала никаких приглашений, потому что не могла встроиться в этот «социальный порядок» безболезненно. Я перестала мыть волосы и носить чистую одежду. Счета накапливались пачками, потому что я не могла собраться, чтобы оплатить их. Я выбрасывала чеки. У меня началась ушная и бронхиальная инфекция и мигрень, от нервного потрясения много месяцев не было менструации.

Хуже всего было не знать, кто мертв, а кто жив. Мы не могли ни спросить, ни обсудить это.

Существовало так много свидетельств «смерти» Карлоса, что это походило на пророчество трех ведьм из «Макбета»: «Когда красота грязна и грязь красива». Не было абсолютно никакого выхода.

Да и где я могла найти группу поддержки для «пропавших без вести самоубийц»?

Наконец я нашла хорошего врача (тайно, против правил группы) и возобновила связи с несколькими любимыми друзьями из прошлой жизни. Я страдала от повторяющихся кошмаров. В этих снах Карлос публично перед всем классом издевался надо мной, а группа собирала трибунал, который признавал меня виновной. Просыпаясь от этого кошмара, я впивалась ногтями в ноги, пока не проступала кровь. В моих снах Флоринда совершала попытки самоубийства, а мои бывшие возлюбленные превращались в Карлоса, который командовал парадом. И там женщины, выкинувшие меня из своего сердца, маршировали передо мной шеренгами.

Я стала читать и обнаружила, что очень многие гуру издевались и избивали своих учеников, это практиковалось не только у дзэн-мастеров, колотивших своих подопечных палками, но и в позорной «Игре» Синанона. Вернер Эрхардт применял вербальное насилие и лишение сна, Гурджиев был известен тем, что приводил учеников к умственному и физическому краху.

Я навсегда запомнила один из первых советов Флоринды: «Эйми, как говорил мне дон Хуан, „это похоже на усталого старого пса. Мы никогда не сможем убить эго, — убери его на задний двор, пусть отдыхает, и обходи стороной“».

Однако Карлос настаивал на применении ховицера [53] Тяжелое самоходное артиллерийское орудие, гаубица в германской армии — Примеч. перев. по отношению к тем, кто подобно мне, был козлом отпущения. Иногда он давал такое объяснение: оказывается мы были «самыми непреклонными бойцами, способными все выдержать». Карлос был мачо до мозга костей, с такими же ценностями мачо . Когда один из мужчин в группе подошел к нему и спросил, почему его никогда не подвергали критике, Карлос ответил: «Ты не смог бы этого перенести».

После того как моя мать перенесла два серьезных удара, мое состояние ухудшилось. Я стала недееспособной. Обеспокоенные друзья, Билл и Джанни, поместили меня на месяц в пансион с завтраками рядом с их домом в Беркли, так что я могла писать свою книгу вдалеке от места, связанного с плохими воспоминаниями.

Именно там, находясь в полном отчаянии, я получила подарок — медный грош, шанс, за который сразу ухватилась, — написать книгу, — и это стало смыслом моей жизни. Лопнул мыльный пузырь моей мечты, моей фантазии об «уходе в Бесконечное со своей истинной любовью», и выплеснулись наружу забытые, спрятанные глубоко внутри, чувства, которые лишь усиливали боль от безмерности недавних потерь. Как будто возвращалась чувствительность к занемевшим конечностям: чем дальше продвигалась работа над книгой, тем чаще меня стала преследовать мысль о самоубийстве. Но, к счастью, я все яснее понимала, что мне хотелось жить ради того, чтобы увидеть эту историю изданной. И если какой-нибудь читатель остановится на мгновение и передохнет, прежде чем отправиться дальше по собственной воле, значит, все это было не зря. Я решила, что буду беспристрастна, хотя взялась за эту книгу в буквально кровоточащий от страданий год. Я спросила у Билла его мнение. Он любил книги Карлоса и встречался с самыми первыми учителями Кастанеды, Нараньо и Ихазо. Я была поражена его наблюдениями.