Неизвестен - Полное жизнеописание святителя Игнатия Кавказского

В Петербурге Димитрий Александрович сдал блистательно вступительный экзамен. [29] В этом году на 30 вакансий явилось 130 конкурентов. Из числа их Брянчанинов не только стал по экзамену первым, но исключительно он один удовлетворил требованиям программы для поступления во 2–ой кондукторский класс. Благообразная наружность и отличная подготовка в науках обратили на молодого Брянчанинова особенное внимание его высочества Николая Павловича [30] Николай Павлович Романов (1796–1855) — российский император с 1825 по 1855 гг. В 1817 г. был назначен генерал — инспектором инженерной части, в 1819 г. по его настоянию было открыто Главное инженерное училище, он сам ежегодно отбирал пансионеров. Выбрав Димитрия Александровича, явно оказывал ему милостивое внимание и покровительство. , бывшего тогда генерал — инспектором инженеров. Великий князь приказал Брянчанинову явиться в Аничковский дворец, где представил его своей супруге, государыне великой княгине Александре Феодоровне [31] Александра Феодоровна Романова (Фридерика — Луиза — Шарлотта — Вильгельмина, 1798–1860) — супруга имп. Николая I. , и рекомендовал как отлично подготовленного не только в науках, требуемых в инженерном училище, но знающего даже латинский и греческий языки. Ее высочество благоволила приказать зачислить Брянчанинова ее пансионером. Сделавшись императором, Николай Павлович и императрица Александра Феодоровна продолжали оказывать свое милостивое расположение Брянчанинову.

По сдаче экзамена Димитрий Александрович был зачислен в кондукторскую роту Главного инженерного училища, а действительная служба его стала считаться со дня принесения им присяги 19 января 1823 года. Успехи по наукам [32] В самом непродолжительном времени Брянчанинов стал 1–м учеником своего класса и сохранил это место по наукам до самого выхода из училища. , отличное поведение и расположение великого князя выдвигали его на первое место между юнкерами — товарищами: к концу 1823 года, с переводом в верхний кондукторский класс, он был назначен фельдфебелем кондукторской роты; в 1824 году был переведен из юнкерских классов в нижний офицерский (что ныне Николаевская инженерная академия) и 13 декабря был произведен в инженеры — прапорщики. Редкие умственные способности и нравственные качества Димитрия Александровича привлекали к нему профессоров и преподавателей училища, все они относились к нему с особенной благосклонностью, отдавая явное предпочтение перед прочими воспитанниками.

Наряду со служебно — учебной деятельностью Димитрий Александрович имел успехи и в светском обществе своими личными достоинствами. Родственные связи ввели его в дом тогдашнего президента Академии художеств Оленина [33] Алексей Николаевич Оленин (1763–1843) — археолог, историк, директор Императорской Публичной библиотеки. Его литературный салон на наб. Фонтанки, 165 (по современной нумерации 101) в годы учебы Димитрия Александровича также регулярно посещали братья Муравьевы. Со всеми четырьмя братьями у будущего святителя сложились дружеские отношения, причем для Михаила Николаевича и Николая Николаевича с годами он стал не только другом, но и духовным наставником. Особенно близкие отношения были у него с Николаем Николаевичем Муравьевым — Карским, свидетельством чего служит их двадцатилетняя переписка: Игнатий (Брянчанинов). Будущее России в руках Божественного промысла: Письма к Н. Н. Муравьеву — Карскому: Изд. впервые. К истории рода Брянчаниновых. М., 1998. 143 с. . Там на литературных вечерах он сделался любимым чтецом, а поэтические и вообще литературные дарования его приобрели ему внимание тогдашних знаменитостей литературного мира: Гнедича, Крылова, Батюшкова и Пушкина. Такое общество, конечно, благодетельно влияло на литературное развитие будущего писателя. Преосвященный Игнатий до конца жизни сочувственно отзывался о советах, какие ему давали тогда некоторые из этих личностей [34] «В молодости своей еще инженером, инженерным офицером, находясь часто в кругу современных литераторов и пользуясь особым расположением одного из них, Гнедича, преосвященный Игнатий принял за правило и часто повторял совет Гнедича: чтоб сочинения, писанные до сорока лет, без всякого исключения считать решительно неоконченными, в том убеждении, что с этих только лет в авторе может быть признаваема достаточная зрелость ума, опыта и вкуса, а потому все, вышедшее из — под пера до сорока лет, следует не издавать печатно, а оставлять до упомянутого периода жизни, в который, пересмотрев сочинение, переправить оное и тогда произнести о нем свой суд — или отдавать в печать или уничтожить. Это правило, которого держался преосвященный Игнатий, служит объяснением того, почему он, говоря о своих сочинениях, считает все, написанные им до сорока лет, как бы несуществующими, а те, которые написаны им в сорокалетнем возрасте, он признает незрелыми относительно настоящей духовной высоты его понимания» (Примеч. П. А. Брянчанинова печ. по кн.: Собрание писем. 1995. С. 845). .

Описанный круг светского знакомства, к которому принадлежала имевшая большие связи тетка Димитрия Александровича А. М. Сухарева [35] Агафоклея Марковна Сухарева — родная сестра жены А. Н. Оленина, урожденная Полторацкая, родственница Софьи Афанасьевны Брянчаниновой. Видная общественная деятельница и благотворительница, председательница Женского попечительного совета о тюрьмах и Петербургского Женского патриотического общества. , только внешним образом влиял на жизнь молодого человека, внутренняя же его жизнь развивалась самостоятельно, независимо от родственных и общественных связей. Димитрий Александрович и в шуме столичной жизни остался верен своим духовным стремлениям, какие воспитал в уединении отдаленной родины. Он всегда искал в религии живого, опытного знания и, хранимый внутренней благодатью, не поддавался ни тлетворному влиянию чуждых учений, ни приманкам светских удовольствий. Вот с какой подробностью он сам в вышеприведенной статье «Плач мой» описывает тогдашнее свое душевное состояние: «Вступил я в военную и вместе ученую службу не по своему избранию и желанию. Тогда я не смел, не умел желать ничего, потому что не нашел еще Истины, еще не увидел ее ясно, чтобы пожелать ее! Науки человеческие, изобретение падшего человеческого разума, сделались предметом моего внимания: к ним я устремился всеми силами души, неопределенные занятия и ощущения религиозные оставались в стороне. Протекли почти два года в занятиях земных: родилась и уже возросла в душе моей какая — то страшная пустота, явился голод, явилась тоска невыносимая по Боге. Я начал оплакивать нерадение мое, оплакивать то забвение, которому я предал веру, оплакивать сладостную тишину, которую я потерял, оплакивать ту пустоту, которую я приобрел, которая меня тяготила, ужасала, наполняя ощущением сиротства, лишения жизни! И точно — это было томление души, удалившейся от истинной жизни своей, Бога. Воспоминаю: иду по улицам Петербурга в мундире юнкера, и слезы градом льются из очей…