Владимир Ерохин - Вожделенное отечество

Чуть в стороне стояла кирика — лютеранская церковь — высокая, чисто выбеленная, обнесённая низкой каменной оградой. Камни ограды были разными по величине, образуя причудливый орнамент. Петушок на колокольне чуть поскрипывал. С сосен облетали шишки, шлёпая по черепичной крыше.

— Здравствуйте, девочки. Вы по-русски говорите?

— Говорим. — И, спохватившись: — Здравствуйте!

— А старшие в доме есть?

— Есть. Дедушка и бабушка. — Побежали звать.

Вышел чинный старичок с обвислыми усами, лучами морщинок вокруг глаз. За ним шла беленькая старушка с голубыми, как небо, глазами.

— Мы русские, православные, из Москвы... — начал я после взаимных приветствий.

— Ах, — всплеснула руками старушка, — как это чудесно — из Москвы! Я училась в гимназии в Ревеле. Мы пели "Коль славен наш Господи в Сионе". Это было... чудесно! Пойдёмте скорее в дом — я сыграю “Коль славен" на фисгармонии, а вы споёте.

Старичок покивал, мы же глупо улыбались, не понимая, о чем идёт речь. В то время слышать "Коль славен" нам не приходилось — в России его давно никто не пел. Но откуда было ведать эстонцам, что русские забыли свой старинный флотский гимн, который когда-то вызванивали куранты московского Кремля и корабельные часы-колокола?

Незнание "Коль славен" делало бы нас ("православные, из Москвы") подозрительными самозванцами, и мы не пошли в дом, хотя старички, объяснившие нам дальнейший путь, были трогательно милы.

Через несколько месяцев, следующей весной, я рассказал об этом казусе друзьям. Выслушав, физик Стёпа Введенский, одетый по случаю Пасхи в лоснящийся чёрный пиджак и хорошо выглаженную белую рубашку без галстука, в своих старомодных золотистых очках, с большой рыжей бородой и огненной гривой зачёсанных назад слегка поредевших волос похожий на учителя царской гимназии, откашлявшись и чуть приподнявшись на скамье, запел:

В эстонском языке нет будущего времени, но зато есть три прошедших.

Блаженное время: мы пили пиво и читали апостолов.

Я пел на левом клиросе, когда почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулся — отец Александр Мень задумчиво глядел на меня из алтаря. Взглядом же я потребовал объяснений. Он подошёл после службы и сказал:

— Вы удивительно похожи на мою тётушку...

— Чем это можно объяснить? — спросил я в надежде на мистическое истолкование.

— Игрой генов, — ответил отец Александр.

За ужином Стёпа рассказывал, как академик Павлов душу поймал:

— Он сперва на собаках тренировался — собачьи души ловил. Это ему удавалось. И решил тогда Павлов человеческую душу поймать. А у него как раз в клинике больной лежал, при смерти. Вот Павлов наставил трубки разные, колбы, реторты, змеевик, вытяжной шкаф приготовил и ждёт, когда этот человек помирать станет. Дело к ночи было. Начал больной помирать. Павлов включил реостат, и душа — бульк! — по змеевику — в реторту! А он её пробкой — шпок! — и закрыл. Поднял вот так, смотрит. А душа бьётся за стеклом, как птица, голубым светится и на человека похожа. Загляделся Павлов на душу, поставил реторту на стол и задремал. Вдруг слышит — сквозь сон — голос ему как будто говорит: "Ты душу-то — отпусти!" Ой! — вздрогнул Павлов, думает: почудилось. Только лоб к ладоням прислонил, а голос опять: "Отпусти душу!" Что за причуда? — думает Павлов. Крёстным знамением себя осенил, в кресле откинулся и только было дремать начал, как вдруг слышит: "Выпусти душу, кому говорят! А не то твою заберём!" Испугался Павлов, вытащил пробку, душа — фьюить! — и улетела.

Жан Поль Сартр рассказывал: однажды, когда ему было четырнадцать лет, он вдруг почувствовал, что Бог его видит. Это показалось мальчику неприятным: видит, контролирует все мои поступки... Он спрятался в ванной. Но понял, что Бог видит его и там. Тогда будущий философ страшно рассердился на Бога и закричал:

— Уходи, уходи! Я не хочу Тебя знать! Я хочу прожить без Тебя, сам!

Больше Бог не приходил.

Ненавязчивость отца Александра Меня была настолько неукоснительной, что давала повод к анекдотам. Например, такому:

"Отец Александр беседует с прихожанином. Когда тот поворачивается и уходит, кто-то говорит священнику:

— Батюшка, у него весь пиджак сзади в мелу. Что же вы ему не сказали?

— Так ведь он же меня об этом не спрашивал, — отвечает отец Александр."

Дорогая...

Ты хотела получить ответ на твои высказывания. Основной вопрос ты поместила во второй половине письма, поэтому я начну с конца.

Наша Церковь никогда не обращается с требованием выходить из комсомола или партии. Церковь принимает всех, приходящих к Ней. Ведь обращение человека к Богу происходит не одинаково — иногда внезапно и полностью, а иногда постепенно в течение многих лет и даже всей жизни.

Сущность вопроса была вот в чем: можно ли быть в группе христиан, которые регулярно собираются, чтобы помолиться, почитать Св. Писание, изучать катехизис, обсудить пути христианина в жизни и т.д., и в то же время оставаться в комсомоле? Я полагаю, что невозможно.

Если человек решил пойти за Христом, может ли он быть там, где Его отвергают и преследуют? Его уход из комсомола неизбежен. Всякий комсомолец, если он ходит в церковь, венчался и крестил своего ребёнка, примет всевозможные меры, чтобы это было скрыто, потому что по уставу комсомолец — атеист.

Многое встречается в жизни, что можно и должно понять и с чем примириться, принимая во внимание "всякие обстоятельства", но только до известного предела. В душе каждого человека этот предел, — основной не изменяющийся ни при каких обстоятельствах стержень, — его правда, его истина и вера, — когда его "да" — только "да", а "нет" — "нет". И пока человек не нашёл этого в себе, он не должен быть в таких христианских группах. Тогда и ан, и его друзья избегнут многих неприятностей и внутренних конфликтов. А дружить, общаться с людьми независимо от того, комсомольцы они или нет, почему же нельзя? Очень даже хорошо, только не надо их вводить в таких группы.

Попытаюсь, если смогу, ответить на начало твоего письма. Твои столкновения с преподавателями — просто встреча подростка с жизнью. Подростка, ищущего истины, смысла жизни. Такие конфликты переживали юноши и девушки всегда, начиная с первых веков до нашего времени. Не только молодёжь, а любого возраста человек, стремящийся к добру, справедливости. Дело не в государственном строе, а в нравственном духовном устроении человека. В Евангелии сказано, что Иоанн Креститель на вопросы "что нам делать?" ответил мытарю: "ничего не требуйте более определённого вам", а воину: "никого не обижайте, не клевещите, и довольствуйтесь своим жалованьем" (Лк 3.13,14). В Евангелии указано на необходимость внутреннего преобразования, т.е. борьбы с самим собой. Каждый остался на своём месте, но сам он должен стать другим, чтобы через него мог проходить Свет Нового Завета.