Владимир Ерохин - Вожделенное отечество

Человек идёт на риск, идёт навстречу опасности — и это жажда нового, жажда познания, обретения исключительного опыта. Стремление опытным путём познать смерть, вторгнуться в её пределы, прорвав конечную, данную нам трёх-четырехмерность мира, есть проявление пророческого, творческого начала. Здесь Эрос смыкается с Танатасом.

Смерти нет. Но разложение есть.

Отец Александр Мень любил образ подброшенного вверх камня: пока летит — поднимается, остановился — падает на землю, стремительно рушится вниз. Подброшенный камень был для него аллегорией души. Душа обязана трудиться, подниматься неуклонно вверх, расти. За остановкой следует падение, опрокидывание вспять, как у неосторожного скалолаза.

Мы говорим: "Elobim", "Человек", "Adam", "Бог". Жизнь в её проявлениях, Бог в Его проявлениях.

Я никогда не поверю, что нет духовности в расцветшей розе, которая — вся — состоит из живых клеток.

В каждой клетке — жизнь, в каждой — душа.

Всюду мы видим семя и принцип семени: разворачивание, развёртывание, развитие, нарастание качественных изменений, рост, трансформацию, метаморфозу, тождество того же и другого. Прозревание, зрение, зрелость. Прозябение. Росток — побег от материнского ствола. Цветенье, плод.

Бог-Творец создал морскую звезду, снежинку и цветок сирени. Он создал птиц, способных летать и петь. Он сотворил человека, способного творить.

Гуляя в райском саду, Бог любовался Своими творениями, шедеврами, созданиями. В незнании человеком добра и зла была высокая мера совершенства, превосходная степень бытийственности, райское блаженство ("блажени нищий духом, яко тех есть Царство Небесное"), детская невинность, наивность, нетронутость тлением искушённости, когда включается время, и за вечность нужно вести жестокую, непрекращающуюся борьбу. Познав добро и зло, человек вступил в опасную игру со шкалой ценностей, где ставкой является жизнь, а победой — бессмертие; где поражение грозит небытием. Такому не место в райском саду. Адаму открылись скалистые горизонты и море, доходящее до неба. Ребёнок вырос и вышел из рая в опасный, конкретный, до ужаса реальный мир. В нем не было безмятежности. Это был мир после мятежа — восстания ангелов. Вулканы клокотали памятью катастрофы. В высоких травах бродили чудовищные рептилии.

Созерцая чудовищ, мы понимаем, что это — искажённые тварные формы — следствие катастрофы. Мир антропоморфен; по образу и подобию Божию сотворённый человек прав в своих ужасах и эмпатиях. Мы радуемся красоте божественной радостью, ибо человек есть храм Духа Святого ("часть моя Ты ecu, Господи"). Человек есть мера всех вещей. Мы созерцаем геоцентрический, антропоцентрический, христоцентрический мир.

Страх и отвращение не есть только человеческие реакции отталкивания, чурания опасных, грозных, подозрительных объектов.

Человек поднял факел, и тьма отступила.

Каин убил Авеля из ревности, зависти и мести, ибо жертва Авеля была благоприятна Богу.

Есть отходы, есть брак, неизбежный во всяком творчестве.

Неантропоморфные боги чудовищны и зловещи. С христианской точки зрения это демоны.

И дьявол представлен как рептилия — змей (дракон).

Ангелы-керубы в принципе антропоморфны. Крылья есть знак свободы. Как считал отец Александр Мень, сфинкс — отдыхающий, сложивший крылья.

"Поклоняются страшным богат девы-жрицы с эбеновой кожей".

Весёлый сонм антропоморфных олимпийцев — предчувствие (предвестие) Богочеловека.

"В поте лица " — путь искушённого сознания. А здесь возникло понятие греха и раскаяния — кошмар всех последующих поколений.

В раю не было творчества.

И мечта о рае и золотом веке по мне сродни инфантильному желанию вернуться в чрево матери.

Адам был послан в опасную экспедицию — как впоследствии Христос — плоть от плоти Адама.

"...Из чрева прежде денницы родих Тя. Клятся Господь и не раскается...".

Страшный, забавный, поучительный сюжет — жизнь всякого человека. Он творит её в соавторстве с Богом, выбирая из спектра вероятностей один луч.

Мир, лежащий во зле, совершает ракоход — попятное движение. И Господь Вседержитель видится мне Сизифом, вкатывающим камень мироздания на гору времени, Атлантом, держащим небо на своих плечах.

Это мир после катастрофы.

Божий план — наращивание сложности и разнообразия. Задача сатаны — свести бытие к небытию, опрокинуть метаисторию вспять.

Смешно сравнивать себя с Богом. "Иная слава звёздам, иная светилам". Но надо правильно и чётко понимать свою человеческую задачу.

Мень смог соединить в себе, в своём лице гениальность и святость, дав мощную культурную парадигму на будущее, на все будущие времена.

Многое осталось внутри. Исихасты-молчальники делали своё дело в тишине. Мы в точности не знаем, что говорил своим ученикам Сергий Радонежский. А слова Серафима Саровского, записанные Мотовиловым, дошли до нас и поражают не только православных христиан, но и антропософов. То, что говорил мне Мень, я помню. Я это складывал в своём сердце.

По утрам я любуюсь профилем моей жены. Королевский профиль ашкенази.

Горы, сотворённые Творцом, обнаруживают небрежность Мастера.

Приятно сознавать, что мир — это старый корабль, и ведёт его прежний Капитан — Тот, который его и построил.

"У вас же ва голове и волосы все сосчитаны".

Мы зачислены в экипаж — сменный, потому что люди умирают и рождаются.

И опошлить, снизить, профанировать этот страшный, таинственный, странный, как деревянная лестница, как чердак и дедушкин сундук, мир — очень и очень трудно. Царь Давид стоит на страже.

Проблем быть не должно. Проблема — нездоровое состояние. Она должна быть уничтожена, снята, преодолена. Проблема — что-то вроде головной боли, дырки в заборе или гвоздя в сапоге. Русская манера — накапливать проблемы и пытаться решить их все одним махом. В Европе привыкли немедленно решать проблемы, а если их много — разгребать, растаскивать по одной.

Предположим, вы спешили и опаздывали, заплатили много денег за такси или отменили важное дело — и пришли к запертым дверям. Вы раздражены? Чего вам стоило придти вовремя? Но — не платите слишком много. Платите ровно столько, сколько это стоит, — и вы не будете разочарованы.

Возлюбите врагов — и борьба приобретёт пьянящий сексуальный привкус.

Конца, собственно говоря, нет, не бывает. И смерть — это не конец — ни для самого умершего, ни для его близких. Жизнь продолжается. Мы никогда не можем подвести итог, черту.

У Шекспира — горы трупов — эффектный конец. Но реально жизнь продолжается.

Овладение временем. Время понимается как место. Прошлое — неисчислимое множество застывших моментов (как фотокарточек), ландшафтов. Мы можем посещать исторические эпохи как разные земли.