Юлия Кудрина - Мария Федоровна

«Сердце переполнено горем и отчаянием. Представь, какие ужасные, не поддающиеся никакому описанию времена нам еще предстоит пережить. Я не пойму, как я жива после того, как обошлись с моим бедным, любимым сыном. Я благодарю Бога, что была у него в эти ужасные 5 дней в Могилеве, когда он был так одинок и покинут всеми. Это были самые страшные дни в моей жизни. Слишком сильные испытания посылает нам Господь, и мы должны нести их с достоинством, без ропота. Но так нелегко терпеть, когда вокруг такая людская злоба и ярость. Какие унижения и какое равнодушие пережил мой несчастный Ники, я не могу тебе передать. Если бы я не видела это своими глазами, я бы никогда этому не поверила. Он был как настоящий мученик, склонившийся перед неотвратимым с огромным достоинством и неслыханным спокойствием. Только однажды, когда мы были одни, он не выдержал, и я одна только знаю, как он страдал и какое отчаяние было в его душе! Он ведь принес жертву во имя спасения своей страны, после того как командующие генералы телеграфировали ему и просили об этом. Все они были одного мнения. Это единственное, что он мог сделать, и он сделал это!» С глубокой болью писала она о ситуации в армии: «Началось брожение в армии. Солдаты убивают офицеров и не хотят больше сражаться. Для России все будет кончено, все будет в прошлом…»

Из письма императрицы Марии Федоровны Ольге Константиновне:

«Мой бедный Ники, с которым я встретилась, — был как арестованный в своем собственном поезде. Все было отвратительно и ужасно. Даже в последний момент они, подлецы, использовали свою власть, чтобы запретить генералу Нилову сопровождать его. Единственный человек, с кем он мог еще посоветоваться!

Я была вне себя от гнева и возмущения. Представь, что у меня даже не было слез. Я никогда бы не поверила, что в России я могла бы пережить подобное обращение. Лучше было бы, если бы они (семья Николая II. — Ю. К.) могли уехать немедленно, хотя дети и больны корью, чтобы не произошло чего-либо еще более худшего». И далее: «Как могли подданные так быстро сменить любовь на ненависть! Это непонятно, и все же я уверена, что их любовь к царю глубока и не может так сразу измениться. Теперь ликуют от радости при слове свобода, и никто не понимает, что это хаос и бесовские игры. Однако есть также много других, которые проявляют симпатии, и я получаю много трогательных писем».

Тремя днями позже в другом письме к Ксении Мария Федоровна писала: «Она (императрица Александра Федоровна. — Ю. К.) никогда не могла понять, что она делала. Она слишком горда и слишком упряма. Я прихожу в ужас при мысли о том, что случилось. Дети больны, и я не могу помочь, если бы они могли только уехать как можно скорее. Только вчера в Могилеве английский генерал Вильямс и его французский коллега говорили о том, что Ники необходимо уехать…»

В письме от 13 марта 1917 года из Киева сестре Ксении великая княгиня Ольга Александровна старается пересказать случившееся, хотя и признается, что «пережитое не поддается описанию». «Несчастная М[ама], — пишет она, — не может осознать всего, ее позиция в жизни состоит в том, чтобы жить понемногу, потихоньку. Мы постоянно обсуждаем ситуацию, сначала все приводит ее в состояние неистовства и ярости, потом она постепенно немного успокаивается, приходит в себя и смиряется со всем. Если бы только можно было не опасаться за судьбу Ники и детей. Я бы не беспокоилась, будь они на английской территории, а ты? К нашему двоюродному брату я чувствую неприязнь. Все его письма напечатаны». (По-видимому, речь идет о письмах великого князя Николая Михайловича, в которых он выступил с резкой критикой императрицы Александры Федоровны и Николая II.)

Несмотря на уговоры ближайших родственников, Мария Федоровна не хотела покидать Киев и переезжать в Крым, мотивируя свой отказ тем, что желает быть ближе к своему сыну. Великий князь Александр Михайлович вспоминал: «Я просил великую княгиню Ольгу Александровну постараться убедить Вдовствующую Императрицу переехать в Крым. Вначале я встретил решительный отпор: она не хотела уезжать от Ники еще дальше. Если это новое варварское правительство не позволит Ники приехать в Киев, заявила она (после того как нам удалось ей разъяснить настоящее положение Государя), то почему же она не могла сопровождать его в сибирскую ссылку? Его жена Аликс слишком молода, чтобы нести бремя страданий одной. Она чувствовала, что Ники очень нуждается в поддержке матери».

Мария Федоровна продолжала, к большому беспокойству окружающих, посещать госпиталь. Только после того, как в один из дней, когда, подъехав к зданию госпиталя, она увидела закрытыми госпитальные ворота, а главный врач, ссылаясь на мнение медперсонала, прямо заявил, что ее присутствие является нежелательным, вдовствующая императрица дала свое согласие на отъезд из Киева. К этому времени Киевский местный совет издал приказ о необходимости всем членам бывшей императорской семьи покинуть Киев. Как вспоминал Александр Михайлович: «Нам пришлось почти что нести Императрицу на вокзал. Она боролась до последней минуты, желая оставаться и заявляя, что предпочитает, чтобы ее арестовали и бросили в тюрьму».

С первых дней своего существования Временное правительство приняло меры к изоляции Романовых. 3 марта 1917 года Исполком Петроградского совета принял постановление «Об аресте Николая II и прочих членов династии Романовых». В заявлении от 7 марта, подписанном восемьюдесятью четырьмя членами Петросовета, в частности, говорилось: «В широких массах рабочих и солдат, завоевавших для России свободу, возмущены тем, что низложенный Николай Кровавый, что жена его, сын Алексей, мать Мария Федоровна находятся на свободе, разъезжают по России и на театре военных действий, что считается недопустимым.

Мы предлагаем немедленно потребовать, чтобы Временное правительство приняло самые решительные меры [приказало] засадить всех членов дома Романовых под надежную охрану…»

Постановление Временного правительства от 7 марта требовало «признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село».

Великие князья были лишены содержания, выдававшегося им Министерством императорского двора и уделов, хотя первоначально это постановление предполагалось рассматривать в Учредительном собрании. Они были также отстранены от службы в армии и от любого участия в государственном управлении. Это в первую очередь касалось великого князя Николая Николаевича, так как при отречении от престола Николай II вновь назначил его Верховным главнокомандующим.

Пасхальные дни 1917 года были особенными. Театры, закрывавшиеся на все последние пятнадцать дней поста, оставались открытыми до святой среды. В Петрограде в Александре-Невской лавре архиерейское служение совершил преосвященный Тихон. Митрополит Питирим был уже заключен в монастырь в Сибири. В Исаакиевском и Казанском соборах служили архиепископ Ярославский и два викарных епископа — преосвященный Геннадий и преосвященный Вениамин.