Екатерина Глаголева - Вашингтон

В апреле, с возвращением теплых дней, ожививших и природу, и людские надежды, события стали развиваться в ускоренном темпе. Устав от притязаний Конвея, Конгресс удовлетворил его очередное прошение об отставке; «заговор» против Вашингтона провалился. Молодые офицеры поставили своими силами в Вэлли-Фордж любимую пьесу Вашингтона — «Катона» Джозефа Аддисона — и сыграли ее перед многочисленными зрителями, восторженно принявшими спектакль. Позже в лагере состоялся спектакль иного рода: туда явился генерал Чарлз Ли со своими собаками, освобожденный британцами после полугодового комфортного плена в Нью-Йорке. Вашингтон встречал его верхом на подступах к Вэлли-Фордж, в сопровождении «почетного караула», выученного Штойбеном. Ли остался верен себе: такой же самоуверенный, невоздержанный на язык и неопрятный. Уполномоченный по делам военнопленных Элиас Будино вспоминал, что утром генерал «был так грязен, будто всю ночь провел на улице». В частных письмах он по-прежнему заявлял, что Вашингтону нельзя доверить и взвода, что его армия находится в еще худшем состоянии, чем он ожидал, и без него главнокомандующий как без рук, потому что его офицеры никуда не годятся; однако в глаза он говорил совсем другое.

В конце апреля 1778 года Вашингтон получил неофициальное известие, что 6 февраля Франция признала независимость Америки и заключила с ней военный союз, а также договор о предоставлении Франции режима наибольшего благоприятствования в торговле. Бенджамина Франклина отныне принимали в Версале как посла Соединенных Штатов. Узнав об этом, пылкий Лафайет расцеловал Вашингтона в обе щеки, а у самого генерала на глаза навернулись слезы радости.

«Всемогущему повелителю Вселенной было угодно благосклонно выступить в защиту Соединенных Штатов Америки и, даровав нам могущественного друга среди государей всего мира, утвердить нашу свободу и независимость на прочном основании; нам следует выделить день для вознесения благодарности за Божественную доброту», — писал Вашингтон в приказе по армии от 5 мая 1778 года. На следующий день в девять утра выстроили все полки и торжественно зачитали им оба договора, после чего 13 раз выстрелили из пушек. Две шеренги пехотинцев дали ружейный залп; солдаты спели «Да здравствует французский король» на мотив британского гимна; французских офицеров обнимали. Вымуштрованная Штойбеном пехота молодцевато промаршировала перед Вашингтоном, который был на седьмом небе от счастья; в благодарность Штойбена назначили главным инспектором в чине генерал-майора. Прямо на улице для офицеров накрыли столы, ломившиеся от мяса; за них уселись полторы тысячи человек; вино лилось рекой. Вашингтон даже сыграл с молодыми офицерами партию в крикет. Когда в пять часов дня он поскакал к себе, солдаты рукоплескали ему и кричали «Да здравствует Джордж Вашингтон!»; тысячи шляп взлетали в воздух. Главнокомандующий, сопровождаемый адъютантами, останавливался, оборачивался и кричал «ура!».

Ночью он выслал патрули для охраны лагеря, опасаясь, как бы неприятель не захватил их врасплох посреди празднований, как сделал он сам с гессенцами в рождественскую ночь 1776 года. Но всё было тихо.

Через несколько дней в лагерь приехал Бенедикт Арнольд, наконец поправившийся после ранения. Солдаты, бывшие с ним при Саратоге, бурно его приветствовали. Арнольд не позволил ампутировать свою многострадальную левую ногу, но она плохо срослась и стала на пять сантиметров короче правой, из-за чего ему было трудно передвигаться без посторонней помощи. Вместе с солдатами Вашингтона Арнольд принес присягу на верность Соединенным Штатам.

Пора было нанести решающий удар.

Генерал Уильям Хоу, прекрасно проведший зиму в Филадельфии, вернулся в Англию, передав командование генералу Генри Клинтону. После вступления в войну Франции британская стратегия претерпела изменения: Клинтону было приказано перебросить восемь тысяч солдат (треть его армии) на защиту Вест-Индии и Флориды, которые могли подвергнуться нападениях Он решил оставить Филадельфию и переправиться в Нью-Йорк через Нью-Джерси в расчете на то, что лоялисты поднимут восстание и власть британской короны над американскими колониями будет восстановлена. Но лоялисты из Филадельфии, за зиму неплохо нажившиеся на торговле с британскими солдатами, теперь были охвачены паникой и стремились уйти из города вслед за отступающей армией. Это в планы Клинтона не входило: зачем ему лишняя обуза? Был издан приказ, что к армии могут примкнуть лишь те, кто способен обеспечить себя как минимум на две недели.

В начале июня Континентальная армия вернулась в столицу. Вашингтон, величественный в своем великодушии, предотвратил всякого рода репрессии и воспротивился плану обложить налогом богатых «коллаборационистов». Светлое здание свободы нельзя построить на грязном фундаменте мести. Комендантом Филадельфии он назначил Бенедикта Арнольда. Новый градоначальник зажил на широкую ногу и принялся ухаживать за богатой невестой — хорошенькой восемнадцатилетней Пегги Шиппен, вдвое его моложе, которая, по слухам, во время оккупации водила дружбу с британскими офицерами, в частности с майором Джоном Андре. Этот тридцатилетний красавец, получивший образование в Швейцарии, обладал разносторонними талантами: писал стихи, играл на сцене и рисовал весьма похожие карандашные портреты, в том числе и красотки Пегги.

Десять тысяч британцев и гессенцев пробирались из Филадельфии в Нью-Йорк, таща за собой огромный обоз из полутора тысяч фургонов, растянувшийся на 12 миль. Вашингтон созвал военный совет: стоит ли напасть на отступающую армию? Большинство офицеров, памятуя о прошлых поражениях и содрогаясь при воспоминании о минувшей зиме, советовали проявить осторожность. Даже Генри Нокс считал, что отважиться сейчас на генеральное сражение — просто безумие, а Чарлз Ли был категорически против. Только неистовый Энтони Уэйн заявил, что нужно «бургойнить Клинтона». 18 июня Вашингтон послал шесть бригад вдогонку за англичанами, а остатки Континентальной армии переправились через реку Делавэр и четыре дня спустя вступили в Нью-Джерси.

Стояла жаркая и душная погода; дождь не освежал, а только усиливал мучения английских солдат, вынужденных париться в своих шерстяных мундирах, обвешанных амуницией. В день удавалось проделать не больше шести миль. Люди валились с ног, умирали от солнечного удара; ряды британцев редели, так как многие дезертировали. В кои-то веки Континентальная армия получила численное преимущество над врагом. Самое время напасть на него и поквитаться за всё! Но Чарлз Ли по-прежнему заявлял, что в интересах патриотов дать англичанам уйти: пусть себе катятся в Нью-Йорк, а оттуда убираются в Англию. Грин был не согласен с ним: «Я против опрометчивых решений, однако мы должны сохранить нашу репутацию». Лафайет убеждал главнокомандующего не идти на поводу у осторожничающих. Уэйн и Штойбен тоже рвались в бой. Вашингтон, поверивший в свои силы, принял решение наперекор большинству: они нападут на британцев.