Андре Моруа - Наполеон. Жизнеописание

Более уверенный в себе после плебисцита, он изменил конституцию, заставил «рабский Сенат» (Стендаль) предоставить ему право назначать преемника и расширил свои полномочия за счет законодательных органов. Они смирились. Их пугали гренадеры и завораживал гений. Никогда еще Францией не управлял человек, одаренный таким творческим воображением. «С моими префектами, жандармами и священниками я сделаю все, что захочу», — говорил он. Это было почти правдой. Для упорядочения финансов он призвал высокопоставленных чиновников — Годена, Мольена, которые пополняли его образование в этой области и поражались, сколь быстро он все схватывал. Он создал корпус финансовых служащих, в том же виде существующий и по сей день; превратил Французский банк в удачную комбинацию государственного и частного банков; преобразовал систему правосудия и возглавил составление Гражданского кодекса. При обсуждении статей он изумлял комиссию, состоявшую из видных юристов, силой здравого смысла и дальновидностью. Наполеоновский кодекс, принятый в дальнейшем многими странами, несет печать его трезвого, геометрического ума. В то же время он укреплял Университет. Во всех лицеях Франции бой военных барабанов возвещал о начале учебного года. Эту дробь можно было слышать еще в 1900 году в лицеях Третьей Республики.

В 1802 году он учредил национальный орден Почетного легиона, дав себе тем самым инструмент, напоминавший рыцарские ордена в руках французских королей. Цель — создать аристократию, постоянно обновляемую в соответствии с заслугами, свершениями, выдающимися поступками. «Дешевая приманка», — говорили законодатели. Но дешевые приманки необходимы, чтобы вести за собой людей. Бонапарт полагал необходимым занять граждан мелкими честолюбивыми помыслами, чтобы отвлечь их от больших мятежей. В Тюильри и Мальмезоне шпага и шелковые чулки пришли на смену сапогам и сабле. У Жозефины были фрейлины, из самых настоящих аристократок. Величие Бонапарта ширилось. Он был президентом Цизальпинской республики, протектором Швеции, Германской Конфедерации. Во Франции возрождалась «сладкая жизнь». Общество при Консульстве казалось здоровым, в нем ощущался заряд бодрости. «Гений христианства» пробуждал сентиментальность. Люди лучше питались, много любили. Отчеты префектов оценивали число недовольных в провинции в один процент. Формулировка Первого Консула: «Ни красных каблуков, ни красных колпаков», — казалось, отвечала чаяниям французов.

Но даже самые великие люди действия сталкиваются с неудачами. Факты бывают коварны по-своему. Большая часть экспедиции, посланной в Санто-Доминго под командованием мужа Полины Бонапарт генерала Леклерка и имевшей конечной целью колонизацию Луизианы, погибла от желтой лихорадки. Рошамбо, пришедший на смену покойному Леклерку, вынужден был капитулировать. Тогда Талейран продал Луизиану Соединенным Штатам за пятнадцать миллионов долларов. Это означало окончательный отказ от американских владений. В самом деле, при том, что все шло к новой войне с Англией, защищать от британского флота эту отдаленную колонию было бы невозможно. Англичане подписали Амьенский договор; их торговцы требовали мира; английские аристократы были счастливы вернуться в Париж и найти на Елисейских Полях не окровавленные эшафоты, а обнаженных богинь под дымчатыми покровами. Но оба правительства обвиняли друг друга в недобрых намерениях.

Бонапарт упрекал англичан за подготовку заговора с целью его убийства и за нежелание уйти с Мальты. Англичане упрекали Бонапарта за то, что он аннексировал Вале, обеспечивая себе дорогу в Симплон, что он пытался перетянуть на свою сторону Германию и что на Восток им была отправлена очень подозрительная «торговая» миссия. Если Бонапарт не отказывался от Индии, как могла Англия отказаться от Мальты? Но Первый Консул не мог оставить там англичан, не потеряв лицо. Он грозил уничтожить Англию на ее же собственном острове. «Англичане хотят войны, — говорит он, — но если они обнажат меч первыми, я буду последним, кто вложит его в ножны». С этого момента он стал готовиться к захвату Англии. Он сформировал большую армию в Булони и приступил к строительству десантного флота. Неужели для него не было ничего невозможного? На острове все это воспринимали весьма флегматично. Няни пугали английских детей «мистером Бонипарти»; карикатуристы изображали голову тирана на вилах: «Ну, малыш Бони, что ты теперь думаешь о Джоне Буле?» (Максимилиан Вокс). Повсюду английский флот патрулировал моря, перехватывал суда, грузы. «Я не говорю, что французы не могут прийти, — ворчал первый лорд Адмиралтейства, — я только говорю, что они не могут прийти морем».

Странная это была война, без боев, но не без преступлений. За убийцами англичанам не надо было далеко ходить. Шуаны, республиканцы, военные — все враги Бонапарта были в их распоряжении. Наиболее мужественные роялисты Жорж Кадудаль и генерал Пишегрю прибыли во Францию на английском корабле. Даже Моро, победитель Гогенлиндена, участвовал в заговоре. «Воздух был напоен кинжалами». Как говорили Бонапарту Талейран и Фуше, Георг, чтобы начать действовать, ждал лишь прибытия во Францию какого-то принца из дома Бурбонов, потому что не хотел приводить к власти Моро. Какого принца? Один из них жил недалеко от французской границы в эрцгерцогстве Баденском — это герцог Энгиенский, Конде, отважный, молодой и красивый. Здесь начинается один из самых неприглядных эпизодов в жизни Бонапарта. Он решил предупредить покушение, схватив и расстреляв герцога Энгиенского.

Яма была вырыта у стен Венсеннского замка еще до всякого суда. Это политическое преступление вызвало возмущение многих французов. Шатобриан, бывший тогда дипломатом, подал в отставку. Первый Консул, оправдываясь, ссылался на пресловутые государственные интересы. От своего поступка он ждал двойного эффекта: устрашить роялистов, стремившихся его убить, и убедить тех, кто сам пролил королевскую кровь, что теперь, когда преступление причислило Бонапарта к их рядам, сделало его «причастным уговору», Империя не будет им враждебна. Получив этот кровавый залог, Сенат спустя несколько дней проголосовал за императорскую корону. Пишегрю покончил с собой в тюрьме; Кадудаль был казнен. «Я пришел, чтобы возвести на трон короля, — сказал он, а возвел императора». Как говорил о Бонапарте один посол: «Этот парень умеет извлекать выгоду из всего».

Королевская монархия возмутила бы французов; Империя же гражданам, напичканным римской историей, казалась естественным продолжением Консульства, нормальным ходом событий. Удивительно только, что Наполеон очень хотел быть коронованным папой в Соборе Парижской Богоматери. Этот пункт обсуждался в Государственном Совете. Некоторые предлагали Марсово Поле, но это означало «поставить себя в зависимость от погоды». В дождь церемония выглядела бы смешно. Да и потом, «гомон черни… Парижане в Опере и не то видали». Что же касается папы, достаточно было подумать, «какое неудовольствие это вызовет у наших врагов». Осознавая зыбкость нетрадиционного режима, Бонапарт «бросал якоря спасения», дабы обрести твердую почву. Пий VII по прибытии испытал шок: Жозефина, которую предстояло короновать как императрицу, поспешила вовремя предупредить его, что не была обвенчана. Таким образом, в ночь, предшествующую коронации, в Лувре было совершено тайное бракосочетание.