Виктор Устьянцев - По ту сторону

Как-то Аркадий озабоченно сказал тете Мотре:

— Пожалуй, не прокормить вам двоих-то.

В тот же день к ним в хату зашел Демьян Цуп и предложил:

— Давай-ка, Мотря, одного из твоих жильцов мне. Которого тебе не жалко отпускать?

— Сашок пусть у меня останется, — решила Мотря. — Он раненый, за ним уход нужен, мы с девчатами лучше справимся. Вот если бы еще лекарств достать.

Лекарств действительно не было. Удалось раздобыть только марганцовки. Мотря разводила ее в деревянном тазу и заставляла Коняхина парить руку. Потом кто-нибудь из девчат аккуратно перевязывал ее.

Однажды во время перевязки Александр осторожно заговорил с Тоней:

— Рана заживает, пора бы мне и делом заняться. Не знаешь, тут партизан поблизости нет?

— Откуда мне знать?

В тот же вечер зашел Аркадий и сказал:

— Пока побудьте здесь, а потом что-нибудь придумаем.

Значит, Тоня рассказала ему о разговоре.

Попытки выведать что-нибудь о партизанах у других ребят тоже ни к чему не привели. «То ли не доверяют, то ли у них действительно нет связи с партизанами?» — думал он.

Он подозревал, что среди молодежи существует какая-то подпольная группа, но окончательно убедиться не мог — ребята вели себя осмотрительно. А он уже не мог бездействовать.

— Не буду же я до самого прихода наших здесь прятаться! — с горечью говорил он Швецу. — Надо что-то делать, надо и здесь воевать, уничтожать этих проклятых фашистов, всячески вредить им. В конце концов, у меня есть боевой опыт, я сам могу организовать партизанский отряд, только помоги мне, ты тут всех знаешь.

Но Аркадий уклончиво отвечал:

— Подожди еще немного.

— Сколько же можно ждать? Я хочу действовать, а не сидеть нахлебником за спиной тети Мотри.

— Вот и помогай ей пока по хозяйству. А потом что-нибудь придумаем.

Стал помогать Мотре по хозяйству. Гвоздь вобьет, плетень подправит — все чувствуется мужская рука. Мотря хоть запрещает ему работать, но, судя по всему, довольна и этой помощью.

Однажды утром он зашел в хлев, взял вилы и стал выбрасывать навоз. Одной рукой работать было неловко, но вскоре Александр приспособился, и дело пошло быстрее. Он уже вычистил почти весь хлев, когда на крыльцо выскочила Соня и крикнула:

— Полицаи!

В тот же момент совсем близко прострочила автоматная очередь. Соня скрылась в хате, успев крикнуть:

— Прячьтесь!

Но прятаться было некуда. Хлев маленький, в нем ни чердака, ни сусека — все на виду. Бежать в хату — заметят. Придется в случае чего обороняться вилами.

В щель между прогнившими бревнами он увидел, что по улице бежит паренек, а за ним гонится на лошади полицай. Когда паренек пробегал мимо, Коняхин узнал его. Это был Сева, один из тех ребят, которые заходили к Тоне.

Вот верховой догнал его, ударил в затылок прикладом. Сева упал. Полицейский соскочил с лошади и начал избивать Севу прикладом и ногами, бил расчетливо и неторопливо.

«Если бежать отсюда — заметит, — подумал Коняхин. — А если выскочить с соседнего двора, то, может, и не увидит. Вилы в спину — и точка!» Он подхватил вилы и выскочил из хлева. Но в соседний двор перебраться не успел. На санях подъехали еще трое полицейских. Несколько минут они молча наблюдали за тем, как верховой избивает Севу. Потом один сказал:

— Ну хватит, потешился, и ладно. До смерти забьешь еще, а нам из него кое-что вытянуть надо.

Они взяли Севу за руки и за ноги и как мешок бросили в сани.

Из сеней выглянула Соня:

— Идите сюда, быстрей!

Вслед за Соней Александр влез на чердак, прихватив на всякий случай и вилы.

Прошло часа три, пока Мотря позвала их:

— Слезайте, вроде спокойно.

Когда отогрелись и пообедали, Коняхин сказал:

— Наверное, мне надо уходить, а то как бы и на вас не навлек беду.

— Подожди, вот придет Аркадий, с ним и решим, — тетя Мотря вздохнула.

Аркадий пришел только на следующее утро. Теперь он уже не таился:

— Арестовали четверых наших комсомольцев. За связь с партизанами. Кто выдал или попались случайно — не знаю. Пойду попробую выяснить, — он кивнул Коняхину, чтобы тот шел за ним. Когда вышли в сени, шепнул: — Костю тоже арестовали. Но Соне пока об этом не надо говорить.

Костя ухаживал за Соней, он был, пожалуй, самым молодым из ребят.

— Выдержат ли? — спросил Коняхин. — Наверное, будут пытать, а он еще совсем мальчик.

— Уже пытают. Но ребята стойкие, думаю, что все выдержат. — Аркадий, не попрощавшись, ушел.

Ребята действительно выдержали. Их расстреляли на четвертый день, так и не услышав от них ни слова.

В тот же вечер в село вошла какая-то немецкая часть, судя по всему, не меньше батальона. Вскоре за околицей поднялась стрельба. Прибежал Володя.

— В хуторе идет бой. Немцы тянут через двор Цупа телефонные провода.

— Партизаны?

— Кто их знает? Дед говорит, что это, наверно, наши войска подошли. Будто бы немцев окружили на большом пространстве, а здесь кольцо окружения близко подошло.

Жаль, что нет Аркадия, от него можно было бы узнать подробнее, что там происходит. Но сегодня он вряд ли еще раз придет.

Хотя бой вскоре утих, жителям села строжайше под угрозой расстрела было запрещено появляться на улице. Об этом предупредил проскакавший на лошади верховой.

Света не зажигали, сидели в темноте, чутко прислушиваясь к каждому звуку.

— Значит, теперь скоро. Три года такой стрельбы не слышно было, — сказала Мотря.

— Может, и папка наш там, — сказала Соня.

— Кто его знает, где он теперь? Фронт большой. А может, и в живых уже нет нашего папки. — Мотря всплакнула.

Но в общем-то настроение у всех было приподнятое. Звуки близкого боя вселяли надежду на самое скорое освобождение от оккупантов.

Заснули только за полночь.

На другой день, едва сделали перевязку, в хату зашел полицай. Коняхин узнал его сразу: это был тот самый верховой, который гнался за Севой и потом так жестоко бил его прикладом и ногами.

— Ты кто такой? — спросил он Коняхина.

— Человек.

— Племянник мой, — пояснила Мотря.

— Что-то я его ни разу не видел.

— Я вас тоже не знаю.

— Еще узнаешь, — угрожающе пообещал полицейский и ушел, ничего больше не сказав.

Никто так и не понял, зачем он приходил. Мотря забеспокоилась:

— Этот — зверь. Они и все-то нелюди, а этот, я слышала, особенно лютый.

— Пойду я к дяде Алексею, посоветуюсь, как быть нам дальше, заодно и побреюсь у него, а то вон как зарос, — сказал Коняхин.

В доме не было бритвы, он и в самом деле иногда ходил бриться к Алексею, жившему всего через четыре дома от Мотри. Обычно Александр ходил не таясь, прямо по улице, соседи уже знали его, и он вполне мог на них положиться. Но на этот раз прошел дворами.

Рассказав Алексею о визите полицейского, Коняхин попросил: