Виктор Устьянцев - По ту сторону

Но однажды зашел к старикам их зять Александр Безрукий, заговорились и не заметили, как к дому направился немец. Увидели его, когда он уже подходил к калитке. Коняхин и Александр Безрукий бросились в сарай. Лаз на чердак был высоко, Безрукий никак не мог до него дотянуться, Коняхин подставил плечо:

— Лезьте! С той стороны есть еще лаз, по нему уйдете в огород, а там в поле.

Пока он подсаживал Безрукого, немец вошел во двор и направился прямо к сараю. Значит, заметил. Одного или обоих?

Коняхин закрыл лаз, схватил сидевшую на гнезде курицу и пошел навстречу немцу.

— Хальт!

Пришлось остановиться. Курица затрепыхалась в руках..

— Хенде хох! — немец навел на него пистолет.

Пришлось выпустить курицу. Стал объяснять немцу, что заходил в сарай, чтобы поймать курицу, но тот, должно быть, не понимал, смотрел настороженно и недоверчиво.

Из дому выбежала бабушка Ганна.

— Погоди, не стреляй, — уговаривала она немца. — Это мой сын. Понимаешь, сын!

Но немец не понимал. Тогда его стал убеждать Коняхин:

— Она мутер, а я киндер. Можешь ты это понять?

— Во-во, я мутер, — подхватила бабушка Ганна.

Но немец оттолкнул ее и снова поднял пистолет. Целился он медленно и деловито, целился прямо в лицо, Александр не понял: то ли немец решил пошутить, то ли в самом деле может выстрелить. Если только шутит, черт с ним. Ну а если не шутит?

Бабушка заслонила его собой и крикнула немцу:

— Стреляй в меня! Это мой сын, и лучше мне умереть самой, чем увидеть его мертвым.

В ней было столько отчаянной решимости, что немец опустил пистолет, круто повернулся и пошел со двора.

Несколько дней Коняхин скрывался в доме Александра Безрукого, а когда штаб немецкой части уехал, опять перебрался к старикам Левченко. Но вскоре пришел тот самый писарь комендатуры и предупредил:

— Ночью будет облава. Уходи в лес, там свяжешься с партизанами.

— А как я их найду?

— В лесу народу много, подскажут.

Народу в лесу действительно оказалось много. То тут, то там горят костры, греются люди. Тут и подростки, и женщины, и старики, и дети.

— А где же партизаны? — спросил Коняхин одного паренька.

— Кто их знает? Говорят, где-то тут недалеко, а где именно, не знаю.

— А это что за люди?

— Такие же, как мы. Кто от облавы убежал, а кто еще раньше ушел. Из разных сел набрались. Эти вот из Саворки, а вон тех и не знаю. Сейчас немцы боятся в лес заходить. Да им, наверно, и не до этого теперь, фронт-то, слышите, совсем близко.

И верно, до леса доносился неясный гул. «Еще километров тридцать, не меньше», — прикинул Коняхин.

Утром он приметил на опушке повозку в парной упряжке. В ней за кучера сидел паренек лет шестнадцати, а сзади — мужчина с большой окладистой бородой. Он внимательно наблюдал за селом.

Коняхин подошел, поздоровался.

— Будь здоров, — ответил мужчина и отвернулся, давая понять, что на этом разговор окончен.

Александр улыбнулся:

— А ведь вы не из местных.

— Почему так думаешь? — насторожился мужчина.

— Вижу, что вы больше часа приглядываетесь к селу. Местным приглядываться нечего, они и так все знают.

— Ишь ты, какой догадливый! Был бы я местный, чего бы я на лошадях сюда приехал?

— И борода…

— Что борода?

— Ни одной седины в ней. И глаза молодые, на лице ни одной морщины.

— Ну и что?

— Слушайте, возьмите меня в отряд.

— В какой такой отряд? — удивился бородач. — Ты что, парень, спятил?

— Ладно, ведь я знаю.

— Ну, положим, не очень-то ты знаешь. Ишь какой Шерлок Холмс нашелся! Ну-ка, послушаем, что ты о себе сочинишь.

Коняхин коротко рассказал о себе. Бородач и не спрашивал о подробностях, он был явно озабочен сейчас чем-то совсем другим.

— Хорошо, завтра приходи на это же место, — сказал он и кивнул пареньку: — Поехали!

Паренек стегнул лошадей, и повозка скрылась в лесу.

И верно, на следующее утро повозка стояла на том же месте. На этот раз бородач был еще более озабочен и даже не ответил на приветствие Коняхина. Сказал только:

— Подожди еще часок-другой в лесу. Когда будешь нужен, позову.

Коняхин вернулся к костру, у которого скоротал прошлую ночь.

Вскоре над лесом низко пролетели два звена наших «пешек» — П-2. В лесу все сразу оживились:

— Смотри, наши! Со звездами.

— На Богуслав пошли.

— Туда как раз надо, там немцев видимо-невидимо.

Над Богуславом поднялись черные султаны разрывов. А где-то, километрах в пяти правее села, слышалась ружейная и пулеметная стрельба, глухо ухали пушки.

Часа через полтора за Коняхиным прибежал паренек.

— Идите, командир зовет.

«Значит, все-таки командир», — отметил про себя Коняхин, следуя за пареньком. Когда подошли к повозке, бородач весело сказал:

— Вот теперь можешь идти в село.

— Но там…

— Там уже наши. Иди, иди!

И верно, из села бежала женщина и кричала:

— Наши! Наши пришли!

Фронт прошел стороной, село немцы оставили без боя. Наши части здесь не задерживались, шли прямо на Богуслав. Коняхину все же удалось остановить мотоцикл с двумя офицерами. Старший из них, армейский капитан, нетерпеливо спросил:

— В чем дело?

Коняхин, как положено, представился, коротко изложил суть дела.

— Теперь вам через военкомат, наверное, надо оформляться, — сказал капитан. — А где он, этот военкомат, и есть ли он вообще, не знаю.

Спрашивал еще нескольких человек — и военных и местных, — о военкомате никто не знал. Кто-то посоветовал идти на Таращу, и Александр отправился туда. Действительно, там уже работал военкомат.

Военком внимательно выслушал его, подробно записал все данные и сказал:

— Попробую выяснить, где сейчас Фома Миронович Приходько. Иначе без документов вам придется туго. Подождите.

Всех собравшихся здесь отправили на сборный пункт. Офицеров расселили по квартирам, назначили старшего. Остальные разместились в школе. В основном это была местная молодежь. За два года оккупации ребята подросли, пришло и их время служить.

Три дня ждали, пока пошлют на формирование. Слушали все передачи — с утра до вечера, газеты прочитывали от первой до последней строчки. Только теперь Коняхин узнал, что все это время находился в двойном кольце: оказывается, Корсунь-Шевченковская группировка противника тоже была окружена.

На четвертый день в хату, где Александр жил еще с тремя офицерами, пришли двое солдат.

— Кто тут будет лейтенант Коняхин?

— Я.

— Собирайтесь, вас вызывают.

Александр поспешно оделся, вышел вслед за солдатами. «Наверное, нашлись документы», — подумал он. Спросил у того, что был постарше:

— Не знаете, по какому поводу вызывают?

— Нам об этом не говорят.

И всю дорогу оба уклонялись от разговора, хотя Коняхин несколько раз пытался заговорить с ними. «Нелюдимые какие-то». Но тут же оправдывал их: «Начальство и верно не посвящает их в свои дела».