Уинстон Черчилль - Мои ранние годы. 1874-1904

Вот мы почти и у гребня. Я приказал одному из бойцов отстать ярдов на сто, чтобы в случае нападения было кому о нем донести. Безмолвие нарушалось лишь цокотом копыт. Достигнув гребня, мы придержали лошадей. С каждой минутой горизонт распахивался все шире — обзор, только что составлявший ранее ярдов двести, увеличился примерно до четверти мили. Ни звука, мы были одни среди скальных зубцов и песчаных холмиков вершин. Ни засад, ни каких-либо следов лагеря! Равнина внизу, видимая теперь на полмили и более, тоже совершенно пуста.

Значит, они снялись с места! Как мы и считали, без боя отступили к Кордофану! Но погодите-ка! Света с каждой минутой становилось все больше. Мутные завесы одна за другой сползали с окрестностей. Что-то мерцает там, вдали, на равнине? Более того, в нарастающей ясности за мерцанием можно различить какие-то темные пятна. Так это же они! Огромные темные участки — это тысячи бойцов, а мерцание — это блеск их оружия. Теперь уже было абсолютно светло. Я соскочил с коня и на листке из своего блокнота написал: «Армия дервишей все еще находится в полутора милях к юго-западу от Джебель-Сурхама». Послание это я отправил с капралом, как и было приказано, непосредственно командующему с пометкой XXX, то есть соответственно классификации, принятой военными учебниками: «очень срочно» или же, что называется, «сломя голову».

За нами разгорелся красивейший восход, но восхищенным взглядом мы наблюдали другую картину. Теперь уже можно было воспользоваться биноклем. Темные пятна словно выцветали прямо на глазах: вот они уже светлее равнины, вот принимают желтоватую окраску, вот делаются почти белыми на фоне коричневатого ландшафта. Перед нами на четыре или пять миль протянулись боевые порядки. Они занимали весь открытый нам горизонт, отсеченный справа зубчатым силуэтом Сурхама. Вот он, долгожданный час! Мы снова вскакиваем на лошадей, но вдруг новые впечатления приковывают нас к месту. Вражеское скопище не стоит на месте, оно движется, и движется быстро, подобное приливу. А что это за приглушенный гул, накатывающий на нас волнами? Это вопль во славу Господа, Пророка его и богоданного халифа. Неприятель уверен в победе. Сейчас мы ему покажем! И все же должен признаться, что на минуту мы застыли, удерживая лошадей, прежде чем начать спускаться по склону.

Теперь утро уже вступило в свои права, и косые солнечные лучи заливали своим сиянием картину, сообщая ей дополнительную красоту. Из бесформенной массы выступили очертания идущих шеренгами людей, сверкающих клинками, осененных реющими знаменами. Воочию мы увидели то, что видели крестоносцы. А надо увидеть больше! Я потрусил вперед, в направлении тех песчаных холмов, где накануне стоял 21-й уланский полк. Теперь неприятель находился едва ли не в четырехстах ярдах от нас. Мы опять спешились, и я приказал четырем бойцам открыть огонь, а двум другим — держать их лошадей. Враги прихлынули как море. Прямо перед нами и чуть левее затрещали ружья. Вверх взметнулись клубы пыли. Нет, христианам тут не жить. Мы ринулись прочь и ускакали, по счастью, без потерь. Едва успели мы въехать на гору, как вернулся на взмыленной лошади посланный мною гонец. Вернулся он от Китченера с приказом, подписанным начальником штаба: «Оставайтесь на месте так долго, как только сможете, чтобы докладывать ход атаки». Вот повезло так повезло! Просто неслыханная удача: с самого рассвета на коне на расстоянии выстрела от наступающей вражеской армии, все видеть и общаться напрямую со штабом!

Так мы и оставались на верхотуре в течение почти получаса, и я наблюдал вблизи то, чему мало кто был свидетелем. Вся неприятельская армия, за исключением одного отряда, на какое-то время скрылась от нас за пиком Сурхам. Но этот отряд, численностью уж никак не меньше шести тысяч человек, попер прямо через кряж. Они уже начали взбираться на склон. С того места, где мы сидели в седлах, нам открывался вид на обе стороны. Основные силы нашей армии стояли в боевой готовности у реки. На воде ощетинились пушками канонерки. Сухопутная артиллерия тоже ждала лишь сигнала. А тем временем с противоположной стороны это длинное пестрое полчище с молниеносной быстротой, не нарушая строя, карабкалось по крутизне к лучшей точке обзора. Мы были в двух с половиной тысячах ярдов от наших батарей и чуть более чем в двухстах от их приближающихся мишеней. Про себя я называл дервишей «Белыми флагами». Лесом вертикально торчащих бело-желтых знамен они напоминали мне изображаемые на гобеленах воинства. Между тем главные силы неприятеля, продвинувшись вперед, оказались в пределе досягаемости пушек, и соединенная британо-египетская артиллерия открыла огонь. Мой взгляд приковало к себе другое зрелище. На вершине «Белые флаги» перестроились, развернувшись широким фронтом вдоль гребня. Тогда пушки ударили по ним. Две или три батареи совместно с канонерками начали плотный обстрел. Снаряды с воем неслись в нашем направлении и падали в самую гущу «Белых флагов». Это происходило в такой опасной близости от нас, что мы словно зачарованные сидели на своих конях, не смея пошевелиться. На наших глазах Смерть принялась крушить эту людскую стену. Флаги падали дюжинами, люди — сотнями. В стройных рядах образовывались пустоты и бесформенные груды. Мы стали свидетелями нелепых прыжков и неуклюжих увертываний людей от разрывов шрапнели. Но никто из них не повернул назад. Шеренга за шеренгой, в дыму яростной ружейной пальбы, они устремлялись вниз по склону, неумолимо приближаясь к нашему заграждению.

Пока что нас они не замечали, но вот я увидел слева всадников, по двое-трое мчавшихся по равнине к нашему кряжу. Один из этих патрулей оказался на расстоянии пистолетного выстрела от меня. Темные фигуры в капюшонах походили на монахов, вооружившихся длинными копьями. Не слезая с лошади, я выпустил в них несколько пуль, и они отскочили подальше. Я не видел причины не оставаться на этом хребте на протяжении всей атаки. Я рассчитывал отойти поближе к Нилу и наблюдать всю картину боя из безопасного места. Но тут поступил строгий приказ майора Финка, которого, общаясь напрямую с главнокомандующим, я волей-неволей вынужден был игнорировать: «Немедленно возвращайтесь, пехота вот-вот откроет огонь». На самом деле вверху нам грозила меньшая опасность, потому что, едва мы успели вклиниться в ряды пехоты, как пошла жуткая обоюдная пальба.

Я не ставлю целью в этом повествовании, посвященном личной моей истории и впечатлениям, дать подробное описание битвы при Омдурмане. О ней рассказывали так часто и с такими деталями, что каждый, интересующийся этим предметом, без сомнения, уже знает, как все происходило. Я расскажу о ходе сражения лишь в самых общих чертах, без чего непонятны будут мои ощущения.