Уинстон Черчилль - Мои ранние годы. 1874-1904

Вся почти шестидесятитысячная армия халифа прошла в боевом порядке от места своей последней ночевки до песчаного бугра, отделявшего одно войско от другого, перевалила через него и теперь единым потоком катилась вниз по пологости амфитеатра, на арене которого ожидали ее, стоя плечом к плечу спиной к Нилу, двадцать тысяч бойцов Китченера. Древность против современности. Средневековому оружию, фанатизму и методам ведения войны в силу необычайной их живучести пришлось столкнуться в жестоком бою с дисциплиной и новейшими достижениями девятнадцатого века. Итог был предрешен и никого не удивил. Когда потомки и наследники сарацинов спустились по длинным пологим склонам к реке, их встретил ружейный огонь двух с половиной пехотных дивизий, выстроенных в два плотных ряда и поддерживаемых залпами семидесяти орудий и канонерских пушек, стрелявших с неизменной и методической меткостью. Под таким шквалом атака захлебнулась и вскоре прекратилась уже в семистах ярдах от англо-египетской линии обороны, обернувшись шести-семитысячными потерями. Однако у дервишей было около двадцати тысяч ружей самых различных моделей — от допотопных до новейших, — и когда их копьеносцы отступили, стрелки, залегши на равнине, принялись беспорядочно, неприцельно, но очень активно пулять в наше заграждение. Впервые они начали наносить нам урон, и за короткий промежуток времени, пока это длилось, потери британцев и египтян составили около двух сотен человек.

Видя, что атака утонула в крови и что он находится теперь ближе к Омдурману, чем его защитники, Китченер мгновенно перестроил пять стоявших полукругом бригад в обычную колонну, левым флангом к реке, и двинул ее на юг к городу. Таким образом он намеревался отрезать рассеянную, как ему казалось, ораву дервишей, от их столицы и базы, от продовольствия и воды, и загнать их в простиравшуюся по сторонам пустыню. Однако дервиши вовсе не были побеждены. Весь их левый фланг, находившийся вне пределов досягаемости, даже не попал под обстрел. Резерв халифа, насчитывавший примерно тысяч пятнадцать, был цел и боеспособен. И вся эта лавина с беспримерным мужеством устремилась теперь на силы британцев и египтян, не сосредоточенные для боя, а просто марширующие вдоль берега. Этот второй набег обошелся нам дороже, чем первый. По всей длине колонны дервишам удалось приблизиться на расстояние от ста до двухсот ярдов, а арьергардная бригада суданцев, обложенная с двух сторон, спаслась от разгрома лишь благодаря мастерству и твердости ее командира генерала Гектора Макдональда. Однако дисциплина и техника все же взяли верх над отчаянной храбростью, и после ужасной бойни, итогом которой были минимум двадцать тысяч трупов, громоздившихся кучами, «как сугробы», армия дервишей распалась на группки, потом на горстки и исчезла, растворившись в фантастических миражах пустынной дали.

Во время первой атаки египетская кавалерия и верблюжий корпус защищали наш правый фланг, а 21-й уланский полк оставался единственным кавалерийским полком на левом, ближайшем к Омдурману фланге. Немедленно после того, как атаку отбили, нам было приказано выяснить, какие силы неприятеля находятся — если находятся — между Китченером и городом, и постараться отогнать их, очистив путь наступающей армии. Конечно, простой полковой офицер мало что знает о том, как протекает сражение в целом. Всю первую атаку мы простояли возле своих лошадей, защищенные крутым берегом Нила от вражеских пуль, свистевших над нашими головами. Как только огонь стал ослабевать и до нас донеслись слухи, что враг отогнан, галопом прискакал генерал в сопровождении свиты и скомандовал «в седло и вперед». Уже через две минуты четыре эскадрона выехали на рысях из укрытия и устремились на юг. Мы вновь поднялись на склоны Джебель-Сурхама, сыгравшего свою роль на первом этапе операции, и с его утесов вскоре увидели перед собой простершийся в шести или семи милях от нас Омдурман — большой, выстроенный из глины город, различили его минареты и купола. После многочисленных остановок и рекогносцировок мы образовали, что называется, «взводную колонну». Каждые четыре взвода составляли эскадрон, а четыре эскадрона — полк. Взводы располагались теперь друг за другом. Взвод, которым командовал я, шел вторым с хвоста, в него входило двадцать — двадцать пять уланов.

Все мы надеялись, что пойдем в атаку. Мы мечтали о ней с самого Каира. Уж сейчас, конечно, атака будет. В те дни, до бурской войны, британскую кавалерию учили в основном атаковать. И вот он — подходящий случай! Но с какого размера отрядом нам предстоит сшибка, на каком рельефе, в каком направлении ожидается бросок и с какой целью, рядовым бойцам было неведомо. Мы продолжали свой марш по жаркому твердому песку, вглядываясь в искаженную миражами даль, едва сдерживая возбуждение. Внезапно в трехстах ярдах от нас по флангу, параллельно прямой, на которую завершала поворот колонна, я заметил длинный ряд каких-то иссиня-черных точек на расстоянии в два-три ярда друг от друга. Таких точек я насчитал около полутора сотен. Очень скоро я понял, что это люди — вражеские стрелки, приникшие к земле. И почти в ту же секунду горн протрубил «рысью — марш», и наша длинная кавалькада с грохотом и звяканьем понеслась вдоль линии скорчившихся на песке фигур. Кругом воцарилось безмолвие, как перед бурей. Вдруг все черные точки разом утонули в облачках дыма, и странную тишину взорвал громкий ружейный залп. Промазать с такого расстояния было невозможно, и по всей колонне запрядали лошади, несколько человек упали.

Наш полковник явно намеревался обойти с фланга армию дервишей, укрывавшуюся в ложбине позади стрелков и только что им замеченную, но невидимую нам, а обойдя, атаковать ее с более выгодной позиции, однако открывшийся огонь и растущие потери, вероятно, заставили его счесть дальнейшее продвижение по открытой местности нецелесообразным. Прозвучал сигнал горна «строй фронт направо — марш-марш!», и все шестнадцать взводов развернулись лицом к иссиня-черным стрелкам. Почти сразу же полк взял в галоп, и для наших уланов началась их первая на этой войне атака.

Думаю, мне удастся с большой точностью передать то, что произошло потом, то, что я видел и чувствовал. После я так часто воскрешал это событие в своем воображении, что впечатление от него живо и поныне и картина встает передо мной с той же яркостью, как четверть века назад. Когда мы встали в шеренгу, то взвод, которым командовал я, оказался вторым справа. Подо мной был резвый и крепкий серый арабский поло-пони. Еще до того как мы, развернувшись, помчались на врага, офицеры ехали с шашками наголо. Я же давно для себя решил, что в случае рукопашной буду, не полагаясь на вывихнутое плечо, действовать не шашкой, а пистолетом. В Лондоне я приобрел автоматический пистолет-маузер новейшего образца и потихоньку пристреливался к нему, пока мы поднимались вверх по реке. Им я и намеревался воспользоваться. Первым долгом мне надо было сунуть шашку обратно в ножны, что не так-то просто проделать на полном скаку, а затем вытянуть из деревянной кобуры пистолет и взвести курок. На выполнение этой двойной задачи у меня ушло довольно много времени, в течение которого я не смотрел на происходящее, а лишь изредка скашивался влево, чтобы знать, велик ли наносимый нам обстрелом урон.