Илья Басс - Жизнь и время Гертруды Стайн

К концу письма он поостыл и пообещал исправить («да и деньги мне тоже нужны» — добавил прагматик Хэм).

В опубликованном варианте книги (часть 2, глава 3) беседа ‘Бедной Старой Мамы’, как называет Хемингуэй вторую жену Полин, с приятелем дается в несколько смягченном виде. Гертруда представляется ревнивой и злостной писательницей, которой Хемингуэй помог печататься и которая выучилась у него диалогам. Пошли в ход и эпитеты ‘мерзкая баба’, ‘ревнивая злюка’. В этом же отрывке читатель обнаружит и причину авторского сарказма: «В благодарность она тебя же трусом обозвала» [58] В русском издании слово ‘трус’ заменено на ‘сопляк’. .

В 1940 году вышел в свет один из лучших романов Хемингуэя По ком звонит колокол.

Один из центральных образов, женщина, руководительница группы республиканцев-партизан, явно списан с Гертруды Стайн. Читаем: «пятидесяти лет, с массивной фигурой, лицо которой могло бы послужить моделью для гранитной скульптуры; черные курчавые волосы, в завитушках; язык как бич — ошпаривает и кусает». «Настоящая ведьма», — заключает цыган Рафаэль. Вместе с тем эта женщина может временами быть сердечной, внимательной, понимающей, и в тоже время в ответственную минуту на нее можно положиться при принятии важнейших решений. Имя у неё соответствующее — Pilar, сокращенно от английского pillar — колонна, опора. Однако самое очевидное упоминание о Гертруде Стайн содержится в начале 24-ой главы, где Роберт и Августин беседуют о луке и Роберт обыгрывает известную фразу Стайн и ее фамилию, в переводе с немецкого означающее ‘камень’: «Лук — это лук — это лук, — весело сказал Роберт Джордан, а сам подумал: ‘Камень — это камень [stein], это скала, это валун, это галька’».

Гертруда же публично не выступала больше против Хемингуэя. Сердце у нее всегда лежало к Хэму. В 1934 году в интервью молодому канадскому журналисту Джону Престону она уделила много внимания личности писателя. По словам Гертруды, творчество Хэма пошло на спад после выхода романа Прощай, оружие. И, ссылаясь на тематику произведений после 1925 года, не отнесла его к истинно американским писателям. Характеризуя самого писателя, она назвала его жестокость «напускной», вызванной тем, что Хемингуэй стыдился себя и был чувствительным. Его одержимость сексом и смертью служила лишь прикрытием того, что в действительности было «нежностью и чистотой».

В Билиньине гости могли наблюдать такую картину: Гертруда доставала носовой платок, махала им перед носом Баскета, пытавшегося ухватить его, и приговаривала: «Изобрази Хемингуэя, будь яростным».

Шумный успех Автобиографии, кроме приятных перемен, принес много раздумий и испытаний, как моральных, так и бытовых.

Гертруда признавалась, что внутри нее все изменилось, появилось ощущение, что она действительно создала нечто ценное, на что люди обратили внимание и за что готовы платить. Одно дело, когда «вы есть, кто вы есть, потому что ваша собачка знает вас». Другое дело, когда публика готова платить человеку за его достижения. Происходит изменение личности, а с ним появляются и определенные проблемы.

Процесс самоидентификации у Гертруды усложнился неспособностью вернуться к привычной жизни. Она испытала чувство, будто исписалась, слов внутри не находилось. Исчезла сама потребность писать. Чуть позднее она объяснила причину происшедшего переменой в самоощущении после успеха Автобиографии: «Я полностью потеряла себя, я не осознавала себя, я потеряла свою личность». Волновало, как воспринимают ее окружающие, как заставить их понимать ту, «которая всегда жила внутри себя и внутри своего творчества».

Не оставляли в покое и бытовые происшествия (или приключения, если угодно). Лето 1933 года пошло кувырком из-за смены прислуги. К концу сентября сменилось четыре пары. Наконец, все вроде утихомирилось с прибытием служанки-польки и ее мужа Жана-чеха. Но прошло всего несколько спокойных недель, как у одной гостьи и у самой хозяйки в одночасье вышли из строя машины: кто-то в них покопался. Осенью мадам Пернолле, жена хозяина отеля, к которой Гертруда привязалась за то время, что останавливалась у них, непонятным образом вывалилась из окна на цементный двор отеля и разбилась насмерть. И, наконец, англичанка, приехавшая в гости к соседям, застрелилась в близлежащем овраге. И во все эти события Гертруда и Элис были так или иначе вовлечены.

Раздражавшие пертурбации того года странным образом вывели писательницу из периода «застоя». Она, любившая читать детективные истории, оказалась в центре таковой сама. Немедленно сев за стол, Гертруда сочинила свой собственный детектив Кровь на полу в столовой. Точнее говоря, полусочинила, поскольку сюжет, как и все написанное ею, взят из жизни [59] Вся цепь событий лета 1933 года описана также во второй автобиографии Стайн и Поваренной книге Элис Токлас. . Случившееся преступление, если оно и было таковым, осталось нераскрытым, точно так же и в произведении. Текст полон игры словами и особенного, стайновского юмора. Читать его, даже не вдаваясь в содержание прочитанного, доставляет удовольствие [60] Примеры приведены в конце книги. .

Книга увидела свет в 1948 году, после смерти писательницы.

С окончанием работы над детективом ушел в прошлое период неуверенности и страха, жизнь вернулась в прежнее русло.

В течение всего этого жаркого, в прямом и переносном смысле, лета гости не оставляли в покое Билиньин. И хотя прием посетителей доставлял достаточно мороки и ей и Токлас, нескольким визитерам она была особенно рада. И в первую очередь французскому художнику Франсису Пикабия.

Франсис Пикабия был наполовину французом и наполовину испанцем (Гертруда была неравнодушна к испанцам). Единственный сын аристократа из Севильи и француженки из буржуазной семьи ученых Шарко, он получил отличное образование. Вдобавок, у Пикабия обнаружился дар живописца. Мальчик, в раннем возрасте оставшись без матери и бабушки, воспитывался в мужском окружении. Дед, соавтор нескольких изобретений в области фотографии, часто брал внука в путешествия по музеям и странам, увлекая его фотографией. Франсис все свободное время уделял рисованию. Не зная никаких затруднений, в поисках иной жизни он весьма юным тайком отправился в Швейцарию. Там вместе с Тцара он стоял у истоков дадаизма. Вернувшись в Париж, уже вместе с женой Габриель, он какое-то время примыкал к парижским дадаистам и участвовал в их манифестациях, потом пришел кубизм. В одной такой акции, после представления балета композитора-авангардиста Сати, автор и Пикабия в ответ на аплодисменты появились на сцене в автомобиле.