Игорь Суриков - Пифагор

В подавляющем же большинстве философы Римской империи за пять веков ее существования были хотя и подданными Рима, но по этнической принадлежности греками. Или, что интересно, римлянами, писавшими на греческом языке (как знаменитый «философ на троне» Марк Аврелий) и тем самым уже вынужденными и мыслить «на греческий лад». В среде этих-то людей (точнее, разумеется, некоторой их части) и произошло возрождение пифагорейской традиции, возникновение такого философского направления, как неопифагореизм.

В целом историю пифагореизма обычно периодизируют так. Вначале ранний пифагореизм: от второй половины VI до середины IV века до н. э. Иными словами, от Пифагора до Архита. На данном этапе интересующего нас учения мы прежде всего и останавливались в предшествующих главах. И видели, что завершается он упадком.

Под знаком этого упадка проходит следующий период — средний, или эллинистический пифагореизм, охватывающий время с конца IV по I век до н. э. Крайне бесплодное время, на протяжении которого пифагореизм (как, впрочем, и остальные традиционные, «классические» философские направления — платонизм, аристотелизм) влачил жалкое существование. Не случайно почти нет памятников философской мысли, которые представляли бы данный этап. Имеется разве что некоторое количество ничем не выдающихся трактатов, причем псевдонимных — приписанных неизвестными авторами Архиту, Тимею и другим крупным пифагорейцам предшествующей поры. По жанру эти трактаты можно было бы назвать «учебниками философии» [184] Лебедев А.В. Пифагореизм… С. 479. . Собственно, в них мало специфически пифагорейского; в изложении материала они опираются на понятийный аппарат Платона и Аристотеля. Серьезного интереса они не представляют ни для кого, кроме узкого круга специалистов.

Но уже в I веке до н. э. это «безвременье» для пифагорейской школы кончается и начинают мощно пробиваться ростки неопифагореизма. Так (или еще поздним пифагореизмом) называют последний, третий период истории пифагорейской школы. В эту эпоху учение, основанное Пифагором, изменяется в сторону резкого нарастания мистического, религиозного элемента в ущерб рационально-философскому.

Как нам представляется, одной из причин перемены послужило вот что. Вспомним об «акусматиках» и «математиках» и о том, что их пути в IV веке до н. э. разошлись. «Математики», апеллировавшие к рациональному началу в пифагореизме, во времена Филолая и Архита вроде бы одержали верх, но затем постепенно утратили собственную самобытность и растворились в других направлениях античной философии. А что же случилось с более традиционно настроенными «акусматиками»? При невнимательном взгляде может показаться, что они вообще исчезли. Но в действительности это не так. Они, конечно, никуда не делись, но просто как будто затаились и выжидали своего часа. И вот он вновь настал… Неопифагореизм — это, безусловно, пифагореизм «акусматиков», а не пифагореизм «математиков»; рационализма в нем крайне мало.

В среде неопифагорейцев встречаются люди, менее всего похожие на философов и ученых. Самый яркий пример — Аполлоний Тианский, живший в I веке н. э. Уроженец Малой Азии, он был весьма колоритной фигурой. В нем как будто возродился странствующий пророк-чудотворец архаической эпохи, какой-нибудь Гермотим или Абарис. Пожалуй, на них он походил даже больше, чем на Пифагора, однако сам себя считал (да и другие его считали) верным последователем са-мосского мудреца. Так, написавший его восторженную биографию греческий писатель Флавий Филострат выражается даже в следующих тонах: «Аполлоний… превосходною своею мудростью и презрением ко всякому тиранству был божественнее Пифагора… Однако людям неведома его истинная мудрость, основанная на философии и здравом смысле, так что одни суесловят о нем так, другие этак. Например, из-за того, что ему довелось встречаться и с вавилонскими магами, и с индийскими брахманами, и с египетскими нагими отшельниками, иные и его самого называют магом, а то и хулят по незнанию как злого колдуна» (Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. I. 2).

Как видим, Аполлоний здесь поставлен на такой пьедестал, что выше уж некуда: по мнению биографа, он превосходил самого Пифагора! Ему приписаны черты, которые роднят его с древним самосцем, и прежде всего знакомство с пресловутой восточной мудростью. Если в рассказах о Пифагоре фигурировали его поездки в Египет, Вавилон, иными словами, все-таки по Ближнему Востоку, то Аполлоний отправился — в реальности или в представлениях его жизнеописателя — еще намного дальше, к брахманам Индии.

Не случайно у Филострата указывается и на то, что Аполлония враги обвиняли в колдовстве. Действительно, враги называли его колдуном. В связи с этим человеком вообще передавали много чудесных историй, повествовавших о его сверхъестественных свойствах и деяниях — исцелениях, прорицаниях и т. п. Например, он будто бы предсказал римскому полководцу Веспасиану верховную власть — и тот в дальнейшем действительно стал императором.

Аполлоний, насколько известно, написал книгу о Пифагоре [185] Рабинович Е. Г. «Жизнь Аполлония Тианского» Флавия Филострата // Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского. М., 1985. С. 260. . Она до нас не дошла; впрочем, может быть, эту утрату не стоит считать такой уж серьезной. Что достоверного мог он сказать о философе, жившем за полтысячелетия до него? Скорее всего, он создал некий мифологизированный идеальный образ, причем наверняка в каких-то отношениях рисовал его с собственной персоны.

Понятно, что Аполлония — чистого практика — весьма мало интересовали (да и, вероятно, были ему попросту малопонятны) собственно философско-научные аспекты пифагореизма. Главным для него был «душеспасительный» пифагорейский образ жизни с его многочисленными предписаниями, табу и пр., которого этот подвижник яро придерживался, дойдя до крайних степеней аскезы.

Несколько раньше, в I веке до н. э., жил Нигидий Фигул — знатный римлянин, ставший пифагорейцем, причем принявший это учение именно в его неопифагорейском варианте. Это личность менее запоминающаяся, чем Аполлоний; но всё же в Риме своего времени (а это, между прочим, эпоха Цицерона, с которым Нигидий дружил) он пользовался немалой известностью, отчасти скандальной. Его сопровождала репутация человека ученейшего, небывало эрудированного. Увлечение пифагорейскими идеями он сочетал с активными занятиями астрологией. Если вдуматься, это закономерно: от пифагорейской теории «гармонии сфер» — прямой путь к представлению, согласно которому судьбы людей определяются положением светил. Нигидий Фигул, кстати, слыл магом, подобно Аполлонию Тианскому, несмотря на то, что в целом они ничем не были похожи друг на друга — ни по интеллектуальному уровню, ни по общественному положению.