Даниил Тумаркин - Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

Миклухо-Маклай еще дважды подробно описывал свое первое пребывание на Новой Гвинее — в статье, продиктованной в 1872 году на борту клипера «Изумруд», и в публичных чтениях, устроенных в 1882 году в РГО [430] См.: Миклухо-Маклай Н.Н. Краткое сообщение о моем пребывании на восточном берегу о. Новой Гвинеи в 1871 и 1872 годах// СС.Т. 1. С. 257— 266; Чтения Н.Н. Миклухо-Маклая… // СС.Т. 2. С. 405-409. «Во время обратного плавания из Астролябии, — писал один из офицеров «Изумруда» К.Д. Рончевский, — Н.Н. Миклухо-Маклай не раз принимался рас сказывать о своем житье-бытье и о дикарях, их нравах, образе жизни и своих отношениях к ним. Я постараюсь изложить все слышанное нами, насколько то помню» (А.Р. Поиски… С. 694). Воспоминания Рончевского (с. 694-704) близки по содержанию к тексту «Краткого сообщения», но содержат отдельные подробности, которые отсутствуют в сохранившихся материалах Миклухо-Маклая. . Разумеется, информацию, содержащуюся в дневниках, целесообразно дополнять данными, почерпнутыми из других источников, как мы уже делали, рассказывая о пребывании «Витязя» в заливе Астролябия. Некоторые сведения (нередко тенденциозные) можно извлечь из книг немецких путешественников, миссионеров и колониальных чиновников конца XIX — начала XX века. О восприятии Миклухо-Маклая местным населением повествуют легенды и предания — вплоть до тех, которые удалось зафиксировать советским этнографам, в том числе автору этих строк, в 1971 и 1977 годах. Критическое использование всех имеющихся источников позволяет достаточно достоверно отобразить первый акт новогвинейской эпопеи Миклухо-Маклая.

После ухода «Витязя» жизнь на побережье залива Астролябия вошла, казалось, в свою обычную колею. В окрестные деревни — Горенду, Бонгу и Гумбу — вернулись жители обоего пола. В бухте недалеко от домика путешественника папуасы возобновили лов рыбы с каноэ. Николай Николаевич прежде всего отоспался после бессонных ночей. Так как угроза внезапного нападения на его жилище не миновала, он оставался настороже; когда он спал, вахту несли попеременно Ульсон и Бой. Как реакция на длительный нервный стресс у путешественника наступили расслабление и некая умиротворенность.

«По уходе корвета, — записал он 30 сентября, — здесь царствует всегда мне приятная тишина: не слыхать почти людского говора, спора, брани и т. д., только море, ветер и порою какая-нибудь птица нарушают общее спокойствие. Эта перемена обстановки очень благотворно на меня действует — я отдыхаю. <���…> Думать и стараться понять окружающее — отныне моя цель. Что мне больше? Море с коралловыми рифами с одной стороны, лес тропической растительности с другой, то и другое полно жизни, разнообразия; вдали горы с причудливыми очертаниями, над которыми клубятся облака с не менее фантастическими формами. Я <���…> доволен, что добрался до цели или вернее до первой ступени длиннейшей лестницы, которая должна привести к цели» [431] Миклухо-Маклай Н.Н. Первое пребывание… С. 91-92. .

На мысок Гарагасси пришла большая группа жителей Горенду, которые принесли в дар Маклаю подвешенного к бамбуковой палке поросенка и кокосовые орехи. Среди пришедших был Туй. Путешественник подарил им в ответ гвозди, куски красной материи, бусы и другие «безделушки», которые он специально приобрел для этой цели на Самоа, а Ульсон развлек их игрой на губной гармонике.

На следующий день Миклухо-Маклай решил пойти в ближайшую деревню, чтобы поближе познакомиться с ее обитателями. «Отправляясь, — записал Николай Николаевич, — я остановился перед дилеммой: брать или не брать с собой револьвер». Путешественник опасался, что, имея револьвер у пояса, он не останется безучастным к «любезностям» папуасов. «Какая-нибудь пуля, пущенная некстати, — решил он, — может сделать достижение доверия туземцев невозможным, т. е. совершенно разрушить все шансы на успех предприятия. Чем более я обдумывал мое положение, тем яснее становилось мне, что моя сила должна заключаться в спокойствии и терпении. Я оставил револьвер дома, но не забыл записную книжку и карандаш» [432] Там же. С. 92-93. .

Миклухо-Маклай хотел посетить Горенду, но тропинка в лесу привела его к другой деревне — Бонгу. Путешественник подошел к ней внезапно. Раздались несколько громких возгласов, женский визг и затем наступила тишина. «Я вышел на площадку, — записал он в дневнике. — Группа вооруженных копьями людей стояла посередине. <���…> Другие, все вооруженные, стояли поодаль; ни женщин, ни детей не было — они, вероятно, попрятались». Путешественник увидел «угрюмые, встревоженные, недовольные физиономии и взгляды, говорящие, зачем я пришел нарушить их спокойную жизнь». Несколько стрел пролетело рядом с его головой. Бонгуанцы угрожающе потрясали копьями; один из них вдруг размахнулся и «еле-еле не попал мне в глаз или в нос». Папуасы, по-видимому, не собирались убивать таинственного пришельца, а хотели прогнать его и проверить его реакцию на эти угрозы; они увидели на его лице лишь «выражение усталости и, быть может, некоторое любопытство». Напряжение на площадке нарастало. Как объяснить свои мирные намерения жителям деревни? Николай Николаевич разложил в тени циновку и… лег спать около вооруженных, возбужденных людей. Он подумал, что «если уж суждено быть убитым, то все равно, будет ли это стоя, сидя, удобно лежа на циновке или даже во сне». Путешественник проспал около двух часов. Проснувшись, он увидел нескольких папуасов, которые сидели поблизости, жуя бетель. «Они были без оружия, — рассказывает Миклухо-Маклай, — и смотрели на меня уже не так угрюмо». Кивнув во все стороны, он отправился той же тропинкой обратно в Гарагасси [433] Там же. С. 93- 96. В статье, продиктованной на борту «Изумруда», ученый — по-видимому, для пущего эффекта — утверждал, что папуасы потешались, «приставляя свои тяжелые копья вокруг головы и шеи и да же подчас без церемоний совали острие копий мне в рот или разжимали зубы» (Миклухо-Маклай Н.Н. Краткое сообщение… С. 259). .

Этот поразительный эпизод может показаться выдуманным, но папуасы деревни Бонгу до сих пор помнят его. В 1977 году на глазах у автора книги они воспроизвели его в ходе пантомимы о первом появлении у них Маклая, показанной участникам экспедиции на «Дмитрии Менделееве».

7 октября Николай Николаевич посетил третью близлежащую деревню — Гумбу. Но при его появлении повторилось примерно то, что случилось неделю назад в Бонгу: кричащие женщины и дети стремглав бросились в лес, а мужчины, вооружившись чем попало, обступили пришельца. «Мой приход был им крайне неприятен, — записал Николай Николаевич. — Большинство посматривало на меня боязливо, и все как будто бы томительно ожидали, чтобы я удалился». Поэтому, сделав несколько карандашных набросков хижин, путешественник вернулся в Гарагасси [434] Там же. С. 99-100. .