Элеонора Павлюченко - Софья Перовская

С. Г. Рубинштейн, сестра знаменитых музыкантов, как-то рассказывала Прибылевой-Корбе:

«Не могу выразить словами, до какой степени это был жизнерадостный юноша. Мне всегда казалось, что он так счастлив, прежде всего от избытка как физических, так и духовных сил; а главное вследствие своей огромной веры в возможность осуществления всеобщего счастья».

«Я поставил себе за правило, — сказал Желябов своей собеседнице, — если со мной случается личное огорчение, больше трех дней не предаваться ему, и нахожу, что трех дней совершенно достаточно, чтобы пережить любое личное несчастье».

В 1871 году Андрей Иванович был исключен из университета за участие в студенческих беспорядках. Когда Желябова и другого «зачинщика» — студента Белкина высылали на родину, молодежь устроила им шумные проводы. На импровизированной сходке, тянувшейся всю ночь, Желябов, стоя на столе, произносил речь за речью, иногда сменяясь другими ораторами.

На пристани собралась огромная толпа. «Публика толпилась, галдела, кричала, провожая отъезжавших возгласами, пожеланиями и пр., — описывает проводы очевидец. — Полиция почему-то обиделась: чины ее суетились, разгоняли народ, но его было так много, что разойтись было не так-то легко».

С тех пор все больше и больше сил Желябов отдавал революции. «Хождение в народ», аресты, «процесс 193-х», пропаганда в деревне, затем среди рабочих — в городе… Большой революционный опыт, знакомство с тюремными камерами, тяжелый труд, опасности конспирации были за плечами Желябова к 1879 году.

И всю жизнь он не утратил живости и общительности. Любил попеть, особенно в компании, порассказывать о студенческих похождениях, о схватках с полицией. Одним из ярких воспоминаний его ранней молодости была схватка с быком. Это было в деревне. Однажды в поле на мать Андрея Ивановича напал бык, известный в округе своим бешеным нравом и страшной силой. Желябов не растерялся; выхватил жердь из плетня, вступил в борьбу с разъяренным животным и, к удивлению всей деревни, обратил его в бегство. Вообще же о физической силе Желябова рассказывали легенды. Это был настоящий русский богатырь.

Наступил 1879 год. Желябов отрывался от пропаганды и шел в террор очень неохотно и только в силу чрезвычайных обстоятельств.

Безграмотность, тьма, невежество и бесправие крестьян парализовали пропагандистскую работу в деревне. Народники, занимавшиеся мирной пропагандой, преследовались властями, подвергались репрессиям. Так обстоятельства убеждали Желябова в необходимости политической борьбы: пока нет политических свобод в России, все пути для мирной пропаганды закрыты.

Вырвать же эти свободы у царизма можно только ударом железного кулака, револьвером и бомбой. Так к 1879 году революционер вместе с правильной мыслью о необходимости политической борьбы приходит к ошибочной тактике систематического индивидуального террора.

«Кто не боится смерти, тот почти всемогущ», — говорил Александр Михайлов. Таким был сам Михайлов, такой была Перовская, Желябов. Желябов был готов к подвигу, который вместе с товарищами по партии и борьбе совершил в 1881 году.

Андрей Иванович уходит в подполье, покидает семью (жену и сына), оставляет деревню и юг, где до этого протекала, главным образом, его революционная деятельность. На Липецкий и Воронежский съезды землевольцев Желябов пришел рядовым провинциальным революционером. Ушел с них вожаком всероссийской революционной партии, одним из главных вдохновителей Исполнительного комитета «Народной воли» и его предприятий.

Подобно Желябову, участником всех крупнейших предприятий «Народной воли» был Александр Дмитриевич Михайлов. Он жил только революцией и для революции. Революция была всем его существом.

А. Д. Михайлов

Все люди, близко знавшие Михайлова, единодушно считали его выдающимся человеком. В иной обстановке он мог бы стать великим государственным деятелем. В революционном подполье царской России Михайлов стал выдающимся организатором и конспиратором.

Александр Дмитриевич родился в семье землемера в Курской губернии. Он кончил гимназию, поступил в Петербургский технологический институт, однако вскоре за участие в студенческих волнениях был исключен из него.

Биография Михайлова, «Дворника» (как прозвали его товарищи за большую бороду), — это часть истории народничества. В 1876 году он — один из создателей «Северной революционно-народнической группы». В период «хождения в народ» в 1877 году он едет в Саратовскую губернию и поселяется там среди старообрядцев, ошибочно полагая, что у них сохранились «революционные социалистические идеалы».

Для того чтобы влиять на среду, революционер должен был слиться с ней. И вот буквально в два-три месяца Михайлов, отдавшийся делу целиком, превратился в настоящего раскольника. Для интеллигентного человека это значило, по словам самого Михайлова, исполнять 10 тысяч китайских церемоний и исполнять их естественно. Насколько это трудно — может судить только человек, знакомый со старообрядчеством.

В 1879 году Михайлов — участник Липецкого и Воронежского съездов «Земли и воли». Он — один из активнейших поборников терроризма и в дальнейшем член Исполнительного комитета «Народной воли».

Александр Дмитриевич отличался редкими способностями организатора. Он был убежден в необходимости «совершенной» общерусской революционной организации и всю свою недолгую жизнь посвятил этой цели. Он понимал, что такая организация невозможна без единства, дисциплины, строгой конспирации, а каждому революционеру необходима осторожность, осмотрительность, практичность.

В характерах, привычках даже самых видных народников Михайлов справедливо видел много губительного и вредного для тайного общества: рассеянность, недостаток воли, отсутствие ежеминутной осмотрительности и т. д. И Михайлов со всей горячностью начал борьбу «против широкой русской натуры». На его долю выпало немало неприятностей, насмешек, обид. Всю жизнь он был кем-то вроде ревизора революционной конспирации и сам говорил вполне серьезно: «Ах, если бы меня назначили инспектором для наблюдения за порядком в организации».

Александр Дмитриевич часто следил за товарищами на улице, наблюдал их образ жизни и за всякие, даже малейшие провинности, «пилил» и «немолчно лаял».

«У вас народу столько бывает, а ход всего один: это невозможно», — говорил он одним.

«Вашего знака не видно, — замечал другим, — у вас вовсе нельзя устроить знака, что это за комната? Как к вам ходить?» За «знаками», т. е. сигналами безопасности, Александр Дмитриевич следил особенно строго. В своем политическом завещании, написанном в тюрьме перед смертью, Михайлов советовал товарищам «установить строжайшие сигнальные правила, которые спасали бы вас от повальных погромов».