Юрий Гальперин - Воздушный казак Вердена

— Маргарита Афанасьевна, дорогая!.. — радостно вскрикивает летчик, пытаясь приподняться на постели.

— Лежите, лежите, Харитон Никанорович! — И ласковым прикосновением она заставляет его опустить голову на подушку. — Вам пока нельзя так прыгать, потерпите.

Как он рад ее приходу! Маргарита Афанасьевна русская, жена его доброго знакомого голландского химика Хольсена, имеющего в Турине небольшую лабораторию. Вот отведет он душу с землячкой, поговорит по-русски.

Из плетеной круглой корзины Маргарита Афанасьевна достает разноцветные судки.

— Хочу побаловать вас русским обедом, соскучились, поди…

— Ну зачем вы это, — совсем неискренне произносит больной, а сам весь лучится от радости соприкосновения с дорогой родиной.

Часто приходят летчик Бурготти, открыто признавший превосходство Славороссова, и второй пилот фирмы — Доминичи.

С ними разговор о новостях в авиации, а их всегда много. Особенно порадовал Харитона Никаноровича Доминичи, когда принес газету, где была помещена фотография самого большого в мире четырехмоторного самолета «Русский витязь» инженера Сикорского. Корреспондент газеты сообщал из Петербурга, что испытания самолета проводил лично конструктор, который впервые взлетел на нем 27 апреля, а 10 мая поднялся над русской столицей на высоту в 600 метров со своим постоянным механиком Панасюком и еще четырьмя летчиками на борту.

— Ай да Сикорский! Вот это здорово! Пять пассажиров! Какие же у него моторы, Доминичи, написано?

— Четыре «аргуса», по 100 сил каждый. Тут говорится, что синьор Сикорский строит еще один такой самолет, он называется… Илиа Муро… меш?

— Как, как?

— Илиа… Муро-меч, может быть?

— Илиа… Муро-меч, — повторяет Харитон Никанорович, — да это же Илья Муромец! Конечно, такая махина! — Эти фразы он произносит по-русски. Теперь уже не понимает Доминичи.

— Илья Муромец… Как сказать «богатырь»? Руссо гиганто!

— А, гиганте! — обрадовался Доминичи.

— Вот, вот, гиганте.

Теперь Славороссов хочет еще объяснить, что это древний былинный герой:

— Муромец… — И вдруг само пришло слово «исторический». — Руссо Муромец сторико… Руссо Спартак!..

Летчики смеются, Доминичи доволен, что сумел так обрадовать больного, вывести его из мрачных переживаний.

— А вы, Славо, знаете синьора Сикорского?

— Нет, лично незнаком, но знаю, знаю… Огромный талант. Он летчик и конструктор. У него много самолетов построено, только двухместные были аппараты… Но очень много груза поднимали, сильные… А это… И назвал как красиво. Доминичи, какие же у него плоскости, крылья, ну, размах… ширина? — И Славороссов попытался разбросить в стороны руки, но тут же поморщился от боли.

— Сейчас, сейчас. — И Доминичи уткнулся в газету. — Верхние — 28 метров, нижние — 22… Колоссально!

— Гиганте, — повторил Славороссов. — Прочитай мне описание, только медленно, хорошо? Тут помогают летчикам жесты, листок бумаги, на котором Доминичи пытается нарисовать новый русский самолет.

Славороссов разглядывает довольно верный рисунок и уже представляет аэроплан, который может взять запас горючего на 1000 километров пути да еще 12 пассажиров, боеприпасы, запас пищи… Чудо!

— Застекленная каюта высотой в два метра, — продолжает читать Доминичи. — Состоит из передней капитанской комнаты, кают-компании, спальной комнаты, кухни, кладовой и уборной…

— Целый дом! — радуется Славороссов.

— Воздушный дом, — подхватывает восторженно итальянец. — А вот дальше… «В капитанской комнате находится все управление двигателями, рулями. В кают-компании имеются диваны, кресла. Все помещение освещается электрическими лампочками, получающими огонь от динамо-машины, установленной на аэроплане.

Русскому строителю, бывшему скромному студенту Киевского политехнического института И. Сикорскому после долгих неустанных трудов удалось создать аэроплан-омнибус, являющийся чуть ли не первой на всем земном шаре попыткой осуществить истинный пассажирский аэроплан».

— Все? — с сожалением спрашивает больной, который в эти минуты забыл о своих невзгодах. — Вот бы полетать на таком…

…Прошло полгода. Еще не совсем окрепший Славороссов выходит из госпиталя. Потеряв часть стопы, он заметно прихрамывает на правую ногу. Нужно еще отдохнуть, оправиться и снова летать! Это он решил для себя твердо. Вот только где?

Фирма выплатила возмещение за несчастный случай; узнав, что Славороссов и не думает оставлять авиацию, как это случалось с потерпевшими тяжелые аварии пилотами, ему предлагают продление контракта.

Нет, не может летчик оставаться в Италии. Тут неотступно преследует тень Галло, воспоминания о случившемся, его жалеют, а это раздражает Славороссова. Надо переменить место. Не вернуться ли в Австрию, где так удачно началась его спортивная карьера? Там, конечно, помнят его, а следующей весной будут новые митинги. Аэроплан можно, наверное, получить у фирмы «Этрих», реклама ведь… А может быть, во Францию? Вот где летают, мертвые петли крутят, а я что — хуже?.. Пресса, как известно, любит сенсации. Если речь идет об авиаторах — нужны рекорды, необычные перелеты, сногсшибательные воздушные трюки, новый аэроплан или катастрофа, как было со Славороссовым, хотя после катастрофы о нем снова забыли.

Заметка в петербургском журнале «Аэро» о первых пяти русских, «летающих вниз головой», опять возбудила интерес к Славороссову, освоившему во Франции исполнение мертвой петли. Жив! Во Францию Славороссов приехал в самом начале 1914 года.

В детстве ему не очень хватало времени на чтение, зато лежа в госпитале, Харитон Никанорович, как только стал приличнее себя чувствовать, читал все дни напролет. Его добрый друг Маргарита Афанасьевна приносила русские книги. Он полагал, что знает жизнь, теперь жизни его учили классики. Шла гигантская внутренняя работа, переустройство души.

Между прочим, там же, в больнице, он впервые прочел «Три мушкетера» и «Граф Монте-Кристо». Попав в Париж, Славороссов невольно искал следы героев Дюма у стен Лувра, за окнами великолепных дворцов и древних трактиров, просто на булыжных мостовых, по которым еще катили одноконные фиакры и конные омнибусы с пассажирами на крышах.

Сняв недорогой номер в пансионе Пернот на левом берегу Сены, где за 6 франков брали на полное содержание, Славороссов просто бродил по городу, хотелось немножко освоиться, прежде чем заняться делами. В Париже он никого не знал, следовало обдумать, с чего начать. Никаких рекомендательных писем у него не было, да он и не стремился их получить, верил, что достаточно известен в авиационных кругах. Единственный адрес, который ему дали, — кафе «Спорт», где обычно бывают летчики. Отыскав кафе, Славороссов остановился у входа, где молодой чернокожий крепко сбитый мужчина в спортивном кепи явно растерянно смотрел на раскрытый мотор своего автомобиля. Боковые крышки капота были подняты, на лакированном крыле лежала сумка с инструментами. Владелец машины достал из нее гаечный ключ и, словно не зная, что с ним делать, переводил взгляд с инструмента на мотор.