Леонид Бердников - Дневник (1964-1987)

28 января.

Нет, все это надо сказать проще и яснее. Попытка сформулировать мысль таким образом не удалась. Мне не удалось даже довести эту попытку до конца. Когда, бродя по улицам (теперь я перед сном выхожу на 20 минут), я об этом думал, у меня была иллюзия полной ясности. Изложение, однако, показало, что это не так. Вчера я опять вернулся на следы свои — попробую записать это иначе:

Есть Нечто, бесконечно превосходящее нас. Мы называем Его по-разному: Дао, Бог, Мир, Универсум… Исчерпывающего определения дать Ему невозможно, но Оно может быть предметом философского познания, научного исследования, практического освоения, эстетической интерпретации и, наконец, религиозного к себе отношения и поклонения. Разные аспекты познания не исключают друг друга — мы не можем нанести ущерба бесконечности и самим себе, как ее части, различными подходами к ней — узость и догматизм гораздо опаснее.

Я заметил также, что нашему пониманию Мира (назовем это условно так) и нашему правильному к Нему отношению наносит большой ущерб несчастная склонность людей к подмене целого его частью или его частями. Такое недостойное и одностороннее представительство и конструируемое на его основе мировоззрение объединяет наши представления о Мире и порождает острое разочарование.

1 февраля.

В свете сказанного, что же такое материя? Материя? Миру; точнее, материя < Мира. Тогда как же ее понимать? Свою мысль я попробую сформулировать так:

Материя — это один из аспектов Мира, а именно тот, который фиксирует его взаимодействующие друг с другом части. Поэтому можно сказать, что материя — это то, что, принадлежа Миру, выступает в качестве его различных по тому или иному признаку частей(мировых точек, событий, моментов), состоящих друг с другом во взаимодействии.

Ни сами части, ни их взаимодействие не исчерпывают природы Мира, как целостности. В этой связи можно, например, указать на то, что материясуществует во времени и пространстве, тогда как Мир содержит пространство и время в себе, как свои определения. Бессмысленно говорить о Мире в целом, как о чем-то погруженном в какую-либо среду или как о чем-то, что предшествует или последует чему-либо другому.

Мир уникален, и он в одном экземпляре. Более того, он содержит в себе, поглощает собою бытие и небытие. Существует ли нечто? Это вопрос, который может быть адресован только к мировой точке, к событию, к моменту, но не к Миру в целом.

7 февраля.

Как это бросается в глаза: толстые стены, маленькие окна, низкие двери — так строили и в таких зданиях жили наши предки; огромные, иногда заменяющие собою стены, окна, высокие двери, легкие, открытые конструкции — это здания нашего времени. Первое впечатление такое — раньше человек отгораживался от других, замыкался, прятался, защищался — теперь общительность, открытость, искренность! Но можно ли сосредоточиться в себе, отфокусировать свои мысли и чувства на ту высокую степень внутренней взволнованности, которая приводит к духовному и творческому просветлению, если ты сидишь в витрине магазина?

Не свидетельствует ли эта открытость и доступность об отсутствии потребности к внутреннему сосредоточению? Жизнь на стадионе не имеет, конечно, ничего общего с жизнью в монастырской келье. Если я всю свою жизнь, все свои устремления посвящаю тому, чтобы поднять с помоста самый тяжелый груз, или пробежать 100 метров скорее всех, или, наконец, закинуть, вопреки всем чинимым мне препятствиям, кусок плотной резины в небольшие ворота соперника — тогда, конечно, мне нужен стадион, тогда мне совершенно бессмысленно стремиться к уединению — мне там нечего делать, я умру там со скуки.

Мне кажется, что я улавливаю некую внутреннюю связь между всеми этими, такими разными, проявлениями нашего времени: характер архитектуры, увлечение спортом по всему его диапазону — от спортсмена до «болельщика», конформизм в мыслях, чувствах и поведении. В этом находит свое объяснение и поведение тех пенсионеров, которые всю жизнь тяготились своей работой, потому что она была лишена творческого элемента, не соответствовала их складу и характеру, но получив, наконец, возможность оставить ее, боятся это сделать, потому что работа, как-никак, это времяпрепровождение, занятие, заполнение пустоты.Я не говорю о тех, которые работают по призванию и любят свое дело. Но если не лицемерить, многие просто боятся пустоты. А пустота, духовная пустота не требует, напротив, страшится уединения.

11–29 февраля.

С. Токарев в «Философской энциклопедии» (т. 1, с. 175) дает такое определение Бога: «Бог — фантастический образ, лежащий в основе религиозных верований и выражающий представление о сверхъестественном существе, которому якобы свойственно особое могущество».

Это крайне поверхностное определение. Оно имеет только видимостьистинного; не проникая дальше внешней, бессодержательной оболочки фактов, оно скорее затрудняет, чем облегчает понимание существа дела.

Это как если бы я, говоря о художественной литературе, определил бы ее как нечто такое, в основе чего лежат небылицы. Суть дела не в этом, хотя это и правда.

Религия, как и искусство, есть отношениечеловека (или человечества) к миру, т. е. и религия, и искусство всегда предполагают субъекта и ту или иную взаимосвязь с объектом.

Наука, напротив, всячески стремится освободиться от всего субъективного.

Уже поэтому нельзя поверять утверждения искусства и религии, утверждениями науки.

Но между эстетическим отношением человека к миру и религиозным тоже есть разница, хотя в силу указанной общности, религии естественно говорить на языке искусства, а искусству проникаться религиозным содержанием.

Религиозное отношение к миру основывается, в конечном счете, на чувстве единства человека с миром, а это значит, что оно зависит и от природных условий, окружающих человека. Оно и начинается с простого чувства зависимости, даже порабощенности окружающей средой, но развивается до возвышенного восприятия своей причастности упорядоченному единству мира [24] Сравни: «Основой всей научной работы служит убеждение, что мир представляет собой упорядоченную и познаваемую сущность. Это убеждение зиждется на религиозном чувстве. Мое религиозное чувство — это почтительное восхищение тем порядком, который царит в небольшой части реальности, доступной нашему разуму». (А. Эйнштейн. Собрание научных трудов. М., 1967, т. IV, стр. 142) , своего слияния с устойчивым бесконечным основанием всех конечных вещей.

Но как само это чувство, так и его выражение не лежат в сфере абстрактных понятий. Чувство возникает от восприятия отдельных вещей, явлений и процессов и воплощается тоже в конечных образах и представлениях. История религий есть история развития этого чувства и его воплощения. Вот здесь-то и надо искать объяснение того, что антирелигиозное сознание осуждающе именует «фантастичностью».