Михаил Кузмин - Дневник 1905-1907

Очень хочется писать и почти нечего. Хотелось бы быть сознательным и сознательно отказываться от некоторых сторон, хотя бы и доступных мне, творчества. Хотелось и в авторах и в себе иметь только легкое, любовное, блестящее, холодноватое, несколько ироническое, без au delà [269], без порывов вдаль, без углубленности {820} . Были цыганки, табор которых наши встретили вчера. Позднее мы пошли отыскивать их версты за три, дорогу нам указали мальчишки и парень с бабьим голосом, скурильный. Это было в красивом леске; 4 семьи, 4 палатки, красивейшие мужчины, очаровательные мальчики, засморканные ребята, черные женщины, вид отнюдь не нищий, приветливы, первобытно-гостеприимны, лукаво-ласковы. Плясали; я пил чай, ведя разговоры, пока дамы ходили по другим аулам. Гадали. В воскресенье важное в матерьяльном отношении известие, щедрость, ничего про любовь и невест. Мальчик был прямо удивительно красив. Звали вечером <���прийти> одному. Решили идти всем в воскресенье. Дома пошли к Венедиктовым, от которой получил просьбу книг. Уютные разговоры о детях, о делах, о фабрике. Большие августовские звезды, фабрика блистает. Писем не было; перечитывал Рое.

21_____

Известия из «Весов» и «Руна». «Филлида» принята, из «Весов» более личное и дружеское {821} . Ликиардопуло осенью едет в Константинополь, и воспоминанье об этом незабвенном, очаровательном городе наполняет меня почти какою-то тоскою {822} . Ездили в лесничество, и Сережа верхом, что-то напомнило большие дороги Сервантеса. Встретили знакомых цыган. Когда я играл, приползли в комнату 4 татарки меня слушать. Вечером были Венедиктовы, часа 3, играли в 4 р<���уки> квартеты Mozart’a, Haydn’a, танцы Glück’a. Камерная музыка в 4 руки мне была несколько скучна, хотя бы и этих мастеров. Очень хочется писать.

22_____

Цыганка сказала неожиданно верно: утром я получил перевод, не невероятный, но странно совпадающий <���с> днем, указанным ею. Кислое письмо от одной из Элоиз — от Лемана и от Соколова — взял 3 стихотворения «На фабрике» {823} . После завтрака большой компанией с гостинцами отправились к цыганам; пошел дождь, мы бежали бегом через болотистый луг, как передовые ребята со смехом нам кричали, что цыгане уже уехали; вот и «балок», на который нас зазывали, было довольно печально быть tellement plaqués [270]. На обратном пути беседовал с братом Екат<���ерины> Ив<���ановны>, немного барбосистым, но милым; мне было приятно, как всякое общество молодых людей, я понимаю, что любители женщин оживают и видят сразу повышенный интерес единственно от их присутствия, независимо от возможности флирта. Дома заснул, т. к. болела голова; приятно сознательное ощущение засыпания. Начал «Красавца Сержа», но писать его, вероятно, буду лениво. «Перевал» тоже просит к осени рассказ, а я все концепирую длинные для журналов повести. Молодой человек мне рассказывал про Маньчжурию и Москву, и ожившие воспоминания снова меня наполнили жаждой новых стран, Китая, моря, Леванта. Читаю По; все-таки это — не из любимейших, хотя отлично и остро.

23_____

Ходили за грибами, что еще? Пересматривая «Весы» параллельно «Mercure de France», заметил всю значительность и культурное значение для русской литературы этого первого журнала. Ничего не делал. Что еще? Читал По, писал ответ Наумову. Вечером пошли к Венедиктовым, там вышла неудача с винтом. К Бене пришли Алимон, и их всех вытребовали домой. Игроки не пришли. Поиграли é 4 mains, поболтали. Возвращались при звездах в холодный и с туманом над водой вечер. Гости к нам не приехали. Как даже Юша <���ожил?> после немцев! Что еще? Завтра будут письма, но от кого?

24_____

Целый день дома; у сестры опять расстройство из-за грозящей возможности переселения в дом Ревицера. Приглашение от Чеботаревской на «Вечер Искусства» {824} . «Руно», стихи Городецкого, очень слабые, рассказ Ремизова, статьи Иванова и Блока (очень странная, хвалящая от Горького до Каменского, до Сергеева-Ценского вплоть, кем вдохновленная: Аничков<���ым>, Чулковым?) {825} , снимки с «Голубой розы». Вечером были Бене и Солюс, бегали с мальчиками в горелки, в жмурки, дурачились. Завтра провожаем Лидию Ст<���епановну> и Сашу, а сам еду в виде помощника зятя к 3-м старым девицам за 25 в<���ерст>. Придумал анекдотический рассказ.

25_____

С утра поднялись рано, легши поздно, не выспавшись. Проводили наших на вокзал, отправились дальше; мне было приятно ехать в человеческом виде, а не в рубашке. Местность, считающаяся очень красивой, исключая большого озера, или даже и с ним, была вроде ближайшей Финляндии. Поместья Ле<���й>хтенбергских, Ольденбургских и др<���угих> имен. Приехали, будто Чичиковы; послали карточки; расспросы: откуда, кто, зачем. Пустили; из-за занавески, где черный массивный силуэт в нижней юбке, густой бас нас пригласил в залу. Чистота, духота, затхлость; фортепьяно, на нем кофейная мельница, подсвечники, бра, люстры — все без свечей, масса стоящих часов, вышитые подушки, старая мебель, премии из «Нивы» по стенам, для наполнения рамок вставлены и повешены рядом совершенно одинаковые фотографии {826} . После долгого ожидания, хлопанья дверями, скрипа шкапами, тяжких шагов по верхним покоям и лестнице, явилась одна из барышень Мерлин<���ых?>, пудов на 8, лет 50<-ти>, в кремовом платье с редкими, по трое, веночками — лиловом, розовом, зеленом, на голове светлый шарф пышным бантом, приседает, резва, говорит басом, делая движения огромной рукой с крошечным кружевным платком. Т. к. дело было об наносимых фабричной плотиной <���убытках> их береговым землям и барышня сознательно и настойчиво просила 500 р. или прибавки ежегодной по 50, мягко ударяя кулаком по столу, то разговор принимал еще более гоголевский характер. Называла зятя «господин», говорила: «аграрные беспорядки», громким басом переговаривалась секретно с сестрами, находящимися где-то невидимыми, по-французски. Угостила чаем и вином, с утра-то. Пошла осматривать лес с парнем 19<-ти> л<���ет>; идя сзади, я смотрел на его шею, зная, что кожу всего тела, и цвет, и характер можно узнать по шее, где кончается загар, и по щекам или рукам; проходили часа 2. Барышня теперь сидела в затворенных комнатах в шляпе, ничем нас не накормила и не удерживала. Когда запрягали лошадей, раздались бряцания фортепьяно. Они ездят только в церковь, на лодке, подымающей 30 чел<���овек>; скопидомно и скучно. В молодости была красива, верно. Мне на прощанье даже присела как-то в два приема. А торгуется как кулак и на фортепьяно играет. Хорошо, что из дому захватили еды. Пошел дождь. Приедет Татьяна Алипьевна. Письмо от Юши. Всё дождь, все киснут дома. Болела голова, потом прошла.