Михаил Кузмин - Дневник 1905-1907

8_____

Утром проник ко мне Павлик, а я рассчитывал просидеть дома, занимаясь. Поневоле вышел, но поднялся наверх, чтобы не идти с ним. Был один Костя, который куда-то собирался; подождал его, думая благочестиво навестить тетю и Ек<���атерину> Ап<���оллоновну>, как швейцар мне объявил, что телефон от Наумова — будет в 3 часа. Телефонирую Нувелю и Дягилеву, еду за конфетами. Рад необычайно. Первый явился В<���альтер> Ф<���едорович> с «Руном» и «В мире искусств» (раньше еще мне прислали снимки с Венецианова). Пришел m-eur en question [278], похорошевший, такой же скромный, поцеловались. Беседовали, пили чай. Нувель ушел, Наумов стал сразу серьезен и скучен, условие помнит. Вдруг является Дягилев, оживленный, шумный, любезный. Не помня моего адреса, послал раньше слугу по всем домам Тавр<���ической > спрашивать, не здесь ли живу я. Опять читали «Ракеты», «На фабрике». Наумов был весел и мил. Я предлож<���ил> Дягилеву подвезти его, но тот ехал в Лесной к Гофманам. Дягилев не верит, что у нас ничего нет, говорит, что не сегодня-завтра будет, жаловался на Нувеля, который скрыл, что едет ко мне, и т. д., сделал ему сцену на улице; расспрашивал, был мил. Когда я убирал, карточка Наумова, лежавшая на туалетном столе, была на круглом, около того места, где сидел Наумов, с надписью: «Как приятно получать такие карточки». Кто это сделал, Нувель или Дягил<���ев>, — не знаю. Пообедал и стал долго одеваться. Ел<���изавета> Ник<���олаевна> больна, лежит. Сережа был у Гофманов и Городец<���кого> на днях. Гофман объявил, что статью обо мне мог бы отлично написать Наумов {872} . Что сей сон значит? Пошли к Нувелю, в café, народу куча, самого неинтересного, слуги служат плохо, жарко. Видел Чуковского, он очень извинялся, просил позволения принести письма, которые он получил как анкету {873} . Сочувственное <���отношение> ко мне студентов etc. Пришел Дягилев, поздравлял с победой (не насмешка ли?), говорил, что я изменился к лучшему. Из café поехали к Аргутинскому, где были Бенуа и Добужинский, Сомов не приехал, от ноги ли, от проводов ли отца — не знаю. Болтали, вкусно ели, злословили. Дивные ночи, со звездами, синейшее небо, холодно и ясно. Что-то сулит все это? Денег ни копейки, а то пошел бы в балет, где будут и Бенуа, и Аргутинский, и, главное, Серг<���ей> Павлович. Какая пища сарказмам Renouveau!

9_____

Какая-то тяжесть и осадок горечи меня преследуют сегодня: от безденежья, от простуды, от холодности Наумова? Отчего? Было бы много денег, я бы не горевал, сшил бы платья, пошел бы в балет, в театр, в «Вену», что я знаю? Взял бы тапетку, поехал бы кататься. Или лучше опять засесть за греков, никуда не ходить, писать, сидеть дома — и все приложится. Ах, если бы Наумов был другой! я погибаю без романа. Утром опять проник Маслов. Поехал к Сомову, туда приехал Renouveau, оживленный, идущий в ложу Бенуа, полный более вероятных планов на Vittorio. Я был грустен чуть не до слез. Поехали в Café, не севши отправились к Сергею Павлов<���ичу>, которого не было дома. Читали «Перевал»: мои стихи, А. Белый о «Эме», о «Бел<���ых> ночах» {874} ; пришедший Маврин сказал, что Дягилев приедет поздно. Пошел домой; Чулков, не заставший меня, сидел наверху, спустил<���ся>, пил чай; пришел Сережа от Тамамшевых, у меня чуть не делалось обморока от тоски, чисто физической. Ушли рано, Елиз<���авета> Ник<���олаевна> больна, барышни скучают, голова кружится, хоть с Татьяной беседуй. Пошел наверх, проговорил с Мар<���ьей> Мих<���айловной> до 11½ и пошел спать, прямо будто умираю. Это не от одних денег. Придет ли Наумов в воскресенье?

10_____

Сидел дома. Елиз<���авета> Ник<���олаевна> издали кашляет и делается как-то близка. Лежал на диване, увлекшись очаровательной «La double inconstance» Мариво {875} . Пил крепкий чай, разбил сахарницу. Написал Наумову. Когда же он придет, и действительно ли я о нем думаю? Мне он кажется очень недоступным, хотя друзья и утверждают противное. Ах, друзья, я все-таки intrus [279]меж них, ну что ж, тем лучше! Обедал с девами, Елиз<���авета> Никол<���аевна> просила говорить громче, чтобы слышать из соседней комнаты, просила поиграть; пел «Il Barbiere». Пошел к тете, думая попросить денег, — в Удельной. Были гости; посидевши, отправился к Тамамшевым. Была тетушка и женщины; несколько подкисли, но милы. Где взять денег до понедельника? Где милые, любимые, позволяющие любить? Как мне жить, как мне писать без этого? Лил дождик, но было тепло. Нужно определенно, carrement объясниться с Виктором, это мое глубокое убеждение. Что-то будет? И как хочется писать, у меня зудят руки на все. «Перевала» не прислали, хорошо, что марки и все прочее есть. До Званцевых в этих комнатах жили какие-то «озорники», провертевшие дыры в соседнюю спальню; надеюсь, что их дух более, чем дух Волошиных, почиет над моим жильем.

11_____

Как я соскучился о милом Renouveau; вчера, чуть не плача с тоски, утешился, переписывая «Ракеты», посвященные Наумову, для Нувеля. Павлик не явился, очевидно найдя место. Написал стихотв<���орение>, посвящ<���енное> Венецианову {876} . Письмо от Рябушинского с жалобой на «Весы»; будет 11-го или 12-го. После обеда поплелся к Сереже, которого не застал дома; к Сомову пришел рано, мирно беседовали; пришел оживленнейший Валечка, все танцовавший; потом Бенуа с Аргутинским, пели «Предосторожность», читали «Ракеты»; Бенуа меня стесняет, Сомову «Ракеты» не нравятся: противный брюзга. Неужели с Мейерхольдом не приедет Сапунов? В<���альтер> Ф<���едорович> сообщил, что Дягилев очень жалел, что не видел меня в балете, и просил прислать «Эме Лебеф», это меня подбодрило. Пели «Barbier», и «Figaro», и другое. Дома милое письмо от Наумова: придет 13<-го> вечером или 14<-го> днем, сам собирался, хочет без гостей, что-то в письме, что меня обрадовало: общий тон. Завтра же пошлю Сергею Павловичу; придет Нувель. Послезавтра милый Наумов и т. д. Любит ли он меня, полюбит ли? Что он таит, чего боится?

12_____

Спросив по телефону, приехал ли Рябушинский, и узнав, что нет, отправился в почтамт отправлять посылку С<���ергею> П<���авловичу>. Встретил Сережу, с ним пошли долго в «Русь», ко мне. Читали, беседовали. Я читал «1001 ночь», прямо переводя по-русски. Пришел Нувель, рассуждал об обществе, где будет, что и как. Опять читали «1001 ночь», про Ганема Бен Айюб, хотел прийти Сомов, очевидно, не попал, брюзга несносный. Нувель был очень мил. Денег совсем нет. Завтра, завтра увижу Наумова. Думаю ли я об этом?

13_____

Сегодня большой день: я говорил откровенно с Наумовым и узнал, что: 1) любит совершенною любовью другого; 2) допускает другую любовь; 3) допускает любовь с лицом старше его; 4) меня боится; 5) ни любит, ни не любит; 6) мог бы по-другому полюбить, если бы не боялся найти во мне не себя; 7) скорей бы мог отвечать «à un m-eur quelconque [280], понравившемуся и хорошему человеку». Был очень мил, желанен и близок, но что<-то> стоит между нами. Я бы никогда не позволил себе с ним ни малейшей фривольности. Просто наказание моя chasteté [281]! Пошел его проводить, мне он чувствовался бесконечно близким, будто мы уже любим друг друга, и он великолепен видом. На прощание он сказал: «Я Вам глубоко благодарен, это вечер дал мне очень много» — и поехал, не обернувшись, юношеский и martial [282]! Какое было бы безмерное счастье и источник радости и творчества, если бы он позволил себя любить! Утром был у Лемана, видел там Модеста, предложившего мне приехать к нему с Наумовым. Почему он сует мне всегда его? Условились с Викт<���ором> Андр<���еевичем> на субботу вечером. Радостно ждал его, у печки читая Marivaux. Он был ласков, почти заботлив. От Дягилева карточка из Вержболова, не новый ли это друг? Сегодня очень счастлив, и отчего?