Джон Швед - КОСМОС – МЕСТО ЧТО НАДО (Жизни и эпохи Сан Ра)

Однажды ноябрьским утром в Филадельфии Сан Ра почувствовал, что задыхается; его сердце билось то быстро, то почти останавливалось. Его опять привезли в палату интенсивной терапии, и когда медсестра увидела, какое у него кровяное давление, его опять положили в больницу. Через несколько дней он вернулся, но проснувшись однажды утром, обнаружил, что его не слушаются ноги. Участники группы рассказывают, что врач в приёмной скорой помощи для определения природы увечья и степени его тяжести задавал ему следующие вопросы: Сколько пальцев вы видите? Какой сейчас год? Кто президент Соединённых Штатов? Где вы родились? Этого оказалось достаточно, и он вызвал специалиста. Когда прибыл невролог, у двери в палату произошло какое-то совещание на пониженных тонах, а потом внутрь заглянул второй врач и сказал: «О, это Сан Ра. Он на самом деле с Сатурна!»

Но на этот раз всё было серьёзно. До того серьёзно, что к Сан Ра приехала сестра из Бирмингема. У него была обнаружена серия ударов, однако Сан Ра — как Боб Марли несколькими годами раньше — отрицал, что у него был удар, и говорил, что это его враги что-то ему сделали: «Есть силы, пытающиеся остановить меня. И другие силы, старающиеся помочь мне идти вперёд. Поле их битвы — это я!»

Удар затронул одну сторону тела и ноги; левая рука также едва действовала. Он просил выписать его из больницы, чтобы группа не упустила никакой работы. Но его всё же оставили там, а позже перевезли в реабилитационный центр. Будучи там, он попросил поставить рядом с его кроватью клавиши и продолжал играть одной рукой. Он звонил друзьям, чтобы успокоить их, и строил планы на будущее. В частности, он говорил по телефону с Уорреном Смитом из Variety Recording Studio, и сказал, что слышал о смерти партнёра Смита, Варгаса, и был тронут, когда узнал, что на его похоронах Смит включил фрагмент из записи Сан Ра и Кейджа.

К его метафизическому удивлению, я сказал, что Фред до сих пор в студии. «До сих пор в студии? В смысле?» — спросил он. «Ну», — объяснил я, — «большую часть его праха я отвёз вместе со своим багажом в Коста-Рику и похоронил его рядом с родителями и другими родственниками. Но я оставил маленький тюбик у себя в квартире, а ещё один — в студии?» «Что-что?» — недоверчиво спросил Сан Ра. «Да», — продолжал я, — «когда рабочие устанавливали новую будку управления в Студии А, я незаметно просунул прах в одну из её стен. Так что Фред до сих пор в своей студии!» Сан Ра, наверное, подумал, что из всех рассказанных мной историй эта самая метафизически прекрасная, и прежде чем положить трубку, сказал: «Я люблю вас обоих», причём подчеркнул слово обоих. Я мог лишь ответить, что тоже его люблю, и тот факт, что он позвонил мне прямо перед смертью, добавился ко множеству неизгладимых воспоминаний о парне, который однажды не дал мне прочитать заметку в лондонской «Таймс», где говорилось о его настоящем имени и настоящем месте рождения… но мы оба знали, что всё не так — и он знал, что я знал. Он смеялся — одна газета даже написала, что у него в венах зелёная кровь…

В конце ноября в Village Gate состоялся бенефис в пользу Сан Ра, на котором выступили Чарльз Дэвис, Джуниор Кук, Майкл Вайсс, Дьюи Редмэн и другие со своими группами. В январе в Sweetwater's прошёл ещё один — на нём играл Аркестр во главе с Джоном Гилмором. Были даже разговоры о концерте в честь Сан Ра в отделении нового джаза Линкольн-Центра, но из этого ничего не вышло.

Хотя его выписали из больницы, ему полагалось продолжать реабилитацию и лечение — однако к этому он относился безответственно. Он пробовал лекарства по одному, и если от какого-то из них ему становилось не по себе, он прекращал его принимать. Тем не менее каким-то образом ему удалось вернуть себе рабочее состояние, и не прошло и трёх месяцев после удара, как в феврале 1991 г. он уже отправился в Торонто. Его приходилось вывозить из фургона на кресле-каталке и усаживать за клавиши; однако вместо жалобного зрелища (которого многие ожидали) перед публикой представал величественный африканский царь в ярко-зелёном плаще с капюшоном. Правда, теперь чувствовалось, что он где-то далеко — он едва замечал публику. С его голосом тоже что-то произошло, и он уже никогда не пел и не говорил со сцены.

При всём при этом он отказывался отменять выступления. ««Представление должно продолжаться» — это очень важное заявление. Люди в тревоге; им нужна ваша помощь круглосуточно», — говорил он группе. И представление продолжалось: Миннеаполис, The Bottom Line, в апреле Европа — фестиваль Banlieues Bleues в Монтреиле, Франция (оно записано на альбоме Friendly Galaxy); четыре концерта в колледжах в штате Нью-Йорк, Чаттануге, Атланте, Рочестере, манчестерский Северный Королевский Колледж Музыки в Англии, клуб Koncepts в Окленде, Тюбинген (Германия), клуб Painted Bride в Филадельфии.

Он воспринимал свою физическую слабость как испытание, как очередную преграду, которую нужно преодолеть. Его дух не хотел сдаваться, и в нём, казалось, появилась какая-то новая спешка. Ему не терпелось увидеть признаки своего успеха. Когда по результатам 32-го ежегодного международного опроса критиков он был введён в Зал Славы журнала Down Beat, то говорил всем, что это уже третий его зал славы; он гордился тем, что играл в России и в каком-то кантри-энд-вестерн-баре в Техасе; говорил, что собирается написать книгу — космо-автобиографию. Однако теперь были хорошо заметны горечь и разочарование, всегда находившиеся у поверхности:

Меня во многом обошли. Вот почему в Европу поехал Art Ensemble Of Chicago, а я уже потом. Писать симфонии и прочие вещи приглашали Орнетта Коулмена, но не меня — потому что я говорю о космосе и всём прочем, и меня считают чудаком. Именно так. Я тоже так думаю — я в этом настолько уверен, что даже не хочу этого объяснять. В этом у нас нет расхождений.

Позже он говорил, что никогда не собирался писать свою книгу. Когда его спросили, каким образом его историю узнают через 4000 лет, если он не напишет автобиографию, он ответил: «Им и не нужно её знать. Если они не собираются жить вечно, им не нужно знать этого.»

Джон Гилмор был назначен руководителем концерта группы в малом составе в ноябре в Village Vanguard (Сонни считал, что Гилмор заслужил это право), но в последний момент Сан Ра решил сам его возглавить — и они выступили без костюмов под названием Sun Ra and his All-Star Inventions (Бастер Смит, Брюс Эдвардс, Джон Ор, Гилмор, Сан Ра на синтезаторах и Крис Андерсон — слепой пианист, которого Сонни знал по Чикаго). Это было странное и слегка меланхоличное выступление.

Хотя теперь Сонни приходилось меньше ездить и работать, он начал думать о новой работе: он хотел подготовить серию песен Вэна Моррисона и Майкла Джексона «Гуляющий по Луне»; он работал над продолжительной пьесой для Синклавира соло, частичный дебют которой состоялся на мастер-классе, который он провёл (без слов) в феврале в бостонской Музыкальной Консерватории Новой Англии. Группа играла в нью-йоркском клубе Knitting Factory, копенгагенском зале Pumpehuset, франкфуртском Jazzkeller, клубе Moonwalker в Аарбурге, Швейцария, в Мюнхене; в апреле они дали три концерта в клубе Chukker в Таскалузе — первый из них назывался «Дань уважения Дюку Эллингтону и Флетчеру Хендерсону», второй — «Дань уважения цветам и деревьям», третий — «От Сатурна до Алабамы: Путешествия в открытом космосе»; судя по названиям, эта серия была больше похожа на ретроспективу, чем что-либо другое в творчестве Сан Ра.