Игорь Юркин - Демидовы: Столетие побед

Нужно ли было Демидову юлить, ловкой фразой уходя от ответа за преступление?

Вернемся к конспирологической версии в той ее части, которая касается демидовской башни. Познакомиться с ней тем более любопытно, что ее адепты попытались подтвердить ее данными естественных наук.

Попытка поддержать лирику физикой (предания и легенды — данными химических и физических исследований) последовала за множеством краеведческих публикаций, авторы которых рассказывали о подземельях старого демидовского гнезда. Не можем удержаться, чтобы не процитировать по книге В.Г. Федорова рассказ старожилов, в 40-х годах XX века якобы проходивших по этим подземельям и видевших там «две небольшие плавильные печи, нары из почерневшего дерева и на полу человеческие кости» [644] Федоров В.Г. Тайны Невьянской башни. Свердловск, 1961. с. 27. Из новейших публикаций, отразивших тему подземной архитектуры Демидовых, укажем на написанный В.М. Слукиным раздел в книге с характерным названием «Легенды и были Невьянской башни» (Екатеринбург, 2011. с. 64-72). . В этой картине не хватает только кандалов и цепей рядом с костями и хлюпающей жижи под ногами. К сожалению, ни один из этих ходов и подземных комнат не осматривался археологами и, кроме устных свидетельств, ничего, что подтверждало бы их существование, в распоряжении историков долго не имелось [645] Ограничимся заключением В.И. Байдина: «Никаких достоверных документальных и вещественных свидетельств существования в прошлом на Невьянском заводе сети подземных ходов на данный момент нет» (Очерки истории культуры и быта… с. 62). . Но вот в 1973 году была опубликована статья кандидата геолого-минералогических наук С.А. Лясика, сообщившая результаты спектрального анализа сажи из дымохода башни. В ней обнаружилось относительно высокое содержание серебра (грамм на тонну), еще большее — свинца и цинка [646] Лясик С.А. Легенда под микроскопом // Уральский следопыт. 1973. №2. . Это был ценный подарок сторонникам гипотезы «тайной плавки». Наука, казалось, полностью ее подтвердила.

По мнению Контева, всё далеко не так очевидно. Исследование сажи подтвердило только то, что здесь работали с содержащей серебро медью. Очищая, из нее выжигали свинец, с ним улетали в трубу и сопутствующие ему в руде серебро и цинк [647] Контев А.В. Указ. соч. с. 66. .

Заметим, что принятие этой точки зрения вовсе не требует в качестве исходного условия, чтобы где-то под башней (во всяком случае ниже дымохода) перерабатывали черную колыванскую медь. Какая-то плавильня, похоже, в башне действительно существовала. Но почему обязательно промышленная? Скорее (учитывая скромную площадь помещения) это были плавильные печи пробирной лаборатории. Что такая здесь имелась, выше уже отмечалось. И Улиху, готовясь к выделению из полуфабриката серебра, нужно было хотя бы примерно знать, каково его в нем содержание. Ответ на вопрос давал пробирный анализ.

А как же фальшивая монета? Ни «рублевиками» демидовского производства в коллекциях, ни ранними документальными свидетельствами о них в архивах наука сегодня не располагает. Совокупность же косвенных данных говорит о том, что таких скорее всего не существовало.

В то время как на алтайских и уральских заводах Акинфия его плавильщикам наконец явились самые ценные из металлов, с которыми имела дело металлургия той эпохи, медленно умирал его Тульский завод.

Дефицит угля, без которого не могли действовать домны, усугублялся, затраты на производство увеличивались. Ситуация была особенно неблагоприятной из-за того, что конкурентом металлургии в пользовании лесом выступало казенное оружейное производство. К середине — второй половине 1730-х годов проблема достигла невиданной прежде остроты.

Приведем фрагмент «объявления», направленного из Кабинета в Сенат 14 сентября 1738 года. В нем излагается доношение А.В. Беэра, знакомого с положением дел не понаслышке, — напомним, что он стоял в то время во главе Тульской оружейной конторы. Беэр сообщал, что для заготовки «дерев на дело фузейных и пистолетных станков посылал он промемории в Алексин и в Лихвин к воеводам и нарочно в те уезды закупщиков, однако ж ни по какой цене годных на то дерев достать не могли, и крестьяня не возят, отъговариваяся тем, якобы леса вырублены… И за тем в деле ружья учинилась всеконечная остановка… И хотя он, едучи чрез те засеки, приказывал крестьяном, чтоб удобной лес возили на станки в Тулу, но оные без указу не слушают и отговариваются, что кроме засеки такого лесу взять негде, а воеводы и надзиратель без указу в засеке рубить не дают». Беэр просил приписать эти засеки к оружейному заводу, дабы «употреблять к оружейному делу на уголь и станки». На заседании Кабинета было «усмотрено», что лес к оружейному делу приходится возить из «дальних мест дорогими ценами, отчего и ружью цена повышается». Из опасения остановки «в деле ружья» предложение Беэра приняли [648] ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 29, 29 об. . Последний лесной резерв — казенные засеки Лихвинская, Перемышльская, Козельская и Одоевская — именным указом были приписаны к заводу [649] ПС З.Т. 10. № 7655. Указ от 14 сентября 1738 г. . Потребности государственного предприятия были этим удовлетворены. Но многочисленным мелким мастерским, в которых выполнялась часть технологических операций, легче не стало. Для рядовых кузнецов, работавших хоть и на казну, но в собственных дворах в слободе, с припиской засек ситуация изменилась мало. Беэр в 1739 году сообщал о конкуренции между казенными оружейными мастерами и владельцами железцовых кузниц. Железного дела промышленники, по его словам, «привозимой в Тулу для продажи уголь у оружейных мастеров перекупают по ночам и выезжая по дорогам. А оружейным мастерам за непристанною при оружейном деле работою, от которой им всегда отлучится не можно, того угля по времяни, как от работ свободятся, и купить нечего. А хотя многократно от Оружейной канторы публиковано и тем промышленикам перекупать угля и запрещено, пока оружейныя мастера не накупятся углем, однако на то несмотря, крадком покупают и великую цену на уголь подымают, и за угольем в оружейном деле остановку чинят» [650] ГАТО. Ф. 187. Оп. 1. Д. 178. Л. 33. .

В таком непростом положении находилось казенное производство, а ведь его проблемы решали в первую очередь. Партикулярным заводам (Тульскому Акинфия Демидова в том числе) приходилось труднее.

Кроме того, 10 июля 1741 года его завод пострадал от пожаpa. Беэр, со ссылкой на демидовского приказчика Ивана Зотова, сообщал в Кабинет, что «у помянутого Демидова пожар учинился… от произходящаго из молотовой в трубу огненных искр, от которых приуготовленные к той работе насыпанные в сарае и пред сараем уголья загорелись. И от того де пожара дом и со всем строением згорел весь без остатка. Уголья згорело немалое число, а оставшей заливается водою» [651] РГАДА. Ф- 248. Кн. 1075. Л. 502, 502 об. Угля, ценнейшего продукта, погибло около 20 тысяч четвертей (Там же. Л. 501). . Сгорели также сараи, конюшня.